Андрей Соколов - «Правь, Британия, морями»? Политические дискуссии в Англии по вопросам внешней и колониальной политики в XVIII веке

Вопрос о роли династического фактора стоит исключительно остро именно в отношении Великобритании. Ни короли, ни министры не могли игнорировать собственные интересы Ганновера после 1714 г. В значительной мере политика Англии по отношению к России и Пруссии диктовалась именно этим обстоятельством: Англия нуждалась в союзниках на континенте, способных обеспечить защиту наследственного владения английских королей. Если смотреть на проблему шире, то фактор Ганновера не мог не способствовать укреплению интервенционистской, а не изоляционистской тенденции в политике Великобритании <4>. В то же время фактор Ганновера был и предметом острейших дебатов. Не было такого оппозиционного политика, который не утверждал, что интересы самой Великобритании приносятся в жертву Ганноверу. Во время войны за австрийское наследство Питт-старший восклицал: «Наше великое и могущественное королевство сейчас не более чем владение презренного княжества» <5>. Это не помешало ему, находясь у власти, в необходимой мере учитывать интересы Англии на континенте, связанные с Ганновером. В данном случае трудно сказать, что было первичным в проблеме Ганновера: династический или национальный интерес.

После воцарения Георга I прежнее руководство вигов сменилось. Галифакс и Уортон скончались в 1715 г., Сомерс – в 1716 г. В первые годы своего правления король не доверял Сандерленду, считая его республиканцем В результате во главе вигов и правительства оказались новые люди, причем в вопросах внешней политики главную роль играли Дж. Стэнхоп, Ч. Тауншенд и Р. Уолпол. Генерал Стэнхоп, государственный секретарь по южному департаменту, был известен участием в войне за испанское наследство, а также активной деятельностью в парламентской оппозиции, лидером которой он стал после заключения Уолпола в Тауэр в 1712 г. Стэнхоп считался знатоком европейских дел. Он полагал, что лучшим способом ведения переговоров является «дипломатия саммитов», и сам выезжал в европейские столицы. Стэнхоп находился у руля внешней политики до 1721 г., когда он был отстранен от власти Уолполом и скончался в атмосфере обвинений, выдвинутых против него в связи со скандалом вокруг Компании Южных Морей. Блэк считал Стэнхопа «способным дипломатом, которого ни в коей мере нельзя называть подкупленным Францией, который был уверен в том, что англо-французский союз соответствует интересам Великобритании» <6>. Стэнхоп был сторонником активного участия Англии в европейских делах, и, по утверждению У.Спека, «его дипломатические амбиции доходили до того, чтобы добиться роли арбитра в них» <7>.Тауншенд получил известность как дипломат, заключивший с Голландией «договоры о барьере», вызвавшие резкую критику со стороны тори. В 1714 г. он стал государственным секретарем по северному департаменту и предложил восстановить «систему короля Вильгельма». Его считали самым последовательным сторонником англо-голландского союза. Тауншенд гораздо меньше Стэнхопа был готов к кардинальным изменениям во внешней политике Англии и довольно скептически относился к перспективе англо-французского союза. Уолпол, имевший репутацию выдающегося финансиста, занял пост Первого Лорда Казначейства, и в первые годы царствования Георга I мало касался внешнеполитических вопросов.

Сразу после прихода к власти виги сделали попытку восстановить старую систему союзов. В конце 1714 г. Стэнхоп совершил поездки в Гаагу и Вену. Хотя новый «договор о барьере» был подписан с Генеральными Штатами в феврале 1716 г., в целом попытка воссоздания «системы короля Вильгельма» не удалась: позиции Голландии и Австрии были различными после территориальных приобретений, сделанных последней в Нидерландах в результате Раштадского мира. Осознание этого факта, а также смерть Людовика XIV и установление регентства Филиппа Орлеанского при малолетнем Людовике XV, подтолкнули британских политических деятелей к сближению с Францией. Подвергнув критике Утрехтское устройство, виги в то же время вступили на путь, проложенный Болингброком. Договор об англо-французском союзе был подписан Стэнхопом и главным советником регента Дюбуа в октябре 1716 г. Он подтверждал условия Утрехтского мира, признавал престолонаследие по Ганноверской линии в Англии и позиции Филиппа Орлеанского. Яков-Эдуард Стюарт был вынужден покинуть Францию, которая разорвала союз, заключенный в предыдущем году с одним из главных противников Георга – Карлом XII Шведским. В 1717 г. англо-французский союз был расширен путем включения в него Голландии.

Не все дипломаты разделяли оптимизм Стэнхопа по поводу англо-французского сближения. Сомнения высказывал посланник в Гааге Г. Уолпол, посол в Испании Дж. Баб. У Георга I были подозрения, что Р. Уолпол и Тауншенд не совсем одобряют переговоры с Францией, что сыграло роль в их отставке. Как отмечал Блэк, «давление короля, исходившего из необходимости защитить Ганновер, заставило британских министров договариваться с Францией: распад антишведского союза, новые тенденции в политике Петра I заставляли Георга как курфюрста действовать в этом направлении» <8>. Большинство историков рассматривают англо-французский союз как случайное явление в дипломатической истории ХVIII в. Один из первых исследователей истории англо-французского союза, Р. Лодж, сделал следующий вывод: «Англо-французский союз, даже когда он оставался реальной силой, был довольно шатким. Его создал главным образом не национальный, а династический интерес. Ни в той, ни в другой стране он не был популярен. В этом тандеме всегда имело место соперничество за лидерство» <9>. Близкое суждение высказал и Хорн: «Удивительно не то, что союз рухнул, а то, что он продолжался так долго. У него не было общественной поддержки в обеих странах. Во Франции генералы и политики, сделавшие карьеры при Людовике XIV, рассматривали его как предательство национальных интересов во имя личных целей регента. В Англии рядовые виги с подозрением относились к новому повороту в политике. Многие считали, что договор спровоцирует оппозицию, что Георг I действует для пользы электората и вопреки интересам королевства» <10>. В то же время Блэк высказал мнение, что англо-французский союз, несмотря на разногласия между его участниками, был действенным и эффективным инструментом политики и способствовал обеспечению безопасности Англии и Ганноверской династии <11>.

Различное отношение политиков к союзу имело место и в 1720-е гг. Блэк отмечал: «Группа политиков, к которой относились Уолпол и Ньюкастл, верила, что развитие международных отношений скоротечно и целиком зависит от обстоятельств. И в Англии, и во Франции союз рассматривался как дипломатический шаг, который будет служить до тех пор, пока не произойдет «смены обстоятельств». Возможно, что Стэнхон в конце 1710-х гг. действительно пытался превратить его в постоянный и видел в нем основу коллективной безопасности. Эта идея имела мало сторонников в правящей элите, которая всегда была подозрительна по отношению к Франции. Этот подход полностью отвергли после смерти Стэнхопа в 1721 г. Следовательно, большинство политиков рассматривало англо-французский союз как средство, а не как цель внешней политики. И надо признать, что это было реалистичное мнение» <12>.