Андрей Соколов - «Правь, Британия, морями»? Политические дискуссии в Англии по вопросам внешней и колониальной политики в XVIII веке

Характерно, что, оценивая перспективы утверждения мирного договора, Воронцов еще в начале осени 1762 г. отмечал: «Часть публики не очень довольна кажется миром, который ныне с Францией заключенным уже почитается, особливо прусские партизаны, которых здесь великое число. Сие роптание, с внушением при здешнем дворе находящимися прусскими министрами, весьма умножено» <10>. Изучение дипломатической переписки позволяет обратить внимание на следующую черту: «холодность» в отношениях между лондонским и берлинским дворами возрастала по мере того, как в кабинет входили политики, известные своим интересом к колониальным делам. Сообщая о назначении Бедфорда послом на переговоры с Францией, Воронцов сообщал: «Мнение сего дюка в здешнем совете всегда было к миру, особливо супротивлялся он германской войне, яко весьма тягостной здешней нации» <11>. Граф Галифакс, долгое время занимавший пост главы Комитета по торговле и плантациям и вступивший в должность государственного секретаря по северному департаменту, в разговоре с русским послом в январе 1763 г. «рассуждал о беспокойстве, которое ожидать должно со стороны прусского короля во всех генеральных делах в Европе, особливо в случае польских замешательств» <12>.

Оценивая в апреле 1763 г. позицию Гренвила в вопросах европейской политики, А. Воронцов утверждал, что она состоит в том, чтобы «без крайней необходимости в делах твердой земли участия не брать, а особливо в таких, кои как-нибудь привлекали в дальние издержки» <13>. В октябре того же года, анализируя встречу с государственным секретарем лордом Сэндвичем, русский посол высказывал твердое убеждение, что именно «мнение дюка Бедфорда ныне британским советом и министерством господствует, ибо он всегда сему правилу держался, что каждая война для Англии разорительна оной, и в рассуждении чего для сохранения мира по возможности стараться ни в какие дальние обязательства не вступать, особливо такие, кои далеко вести могли, и дабы оным протчим державам излишнего недоверия не подать» <14>. Мнение Воронцова о главной тенденции английской внешней политики, сводившейся к ограничению вмешательства в европейские дела, разделял и его преемник в Лондоне Г. Гросс. В марте 1764 г. он так писал о позиции кабинета Гренвила: «Сие поведение настоящего министерства согласно генеральной его системе, по которой оно ради утверждения мира по столь дорогой войне, которой государства казна совсем истощена, да для собственного своего сохранения, за нужно признает избегать прилежно все поводы к каким-либо замешательствам и чинимым на твердой земле издержкам» <15>. Очевидно, что в первые годы правления Георга Ш конфликт сторонников колониальной и приверженцев европейской политики вновь усилился, а прусский вопрос был одним из аспектов этого спора.

Разрыв с Пруссией имел для Англии исключительное значение с точки зрения перспектив ее международного положения. Дело в том, что после 1763 г начался период, продолжавшийся до второй половины 80-х гг., когда Англия находилась в дипломатической изоляции. В критический момент своей истории, в войне против восставших американских колоний, она не только осталась без союзников, но, напротив, оказалась перед лицом мощной коалиции своих прежних противников (Франции и Испании) с США и Голландией при недружественном нейтралитете со стороны других европейских держав. Э. Берк, принадлежавший в 1760-е гг. к вигской оппозиции, весьма близко знавший лорда Рокингэма, считал, что международная изоляция – результат серьезной политической ошибки «королевских друзей». Он писал в 1769 г.: «Они не приобрели ни одного нового союзника, они не лишили противника ни одного старого. Они отвратились (не имеет значения, справедливо или нет) от всех союзников, которые у нас были, и с этого времени по сию пору у нас нет в Европе друзей. Но я знаю людей, которые не стыдятся, что их страна голая. В этом состоит их политическая система, хотя наши предки создавали величие иным путем» <16>.

Была ли «блестящая изоляция» следствием ошибок британских министров, увлекшихся «перестройкой» колониальной империи и игнорировавших тот очевидный факт, что их страна – европейская держава, связанная тесными узами со всей системой европейской политики? На этот счет историки высказывали различные точки зрения. Более обычным является положительный ответ на поставленный вопрос. Негативная оценка деятельности британских политиков на международной арене в 1760–1970-е гг. сформировалась под влиянием критической концепции Нэмира. Историки, придерживавшиеся такого подхода, в принципе исходят из того, что руководители страны вполне осознанно предпочли изоляционистский курс.

Подобной точки зрения придерживался Хорн: «Вплоть до неудач в Американской войне за независимость английские политики, как лорд Солсбери много лет спустя, считали, что изоляция – меньшее зло по сравнению с активным вмешательством в континентальную политику, которое вело к риску, что Англия будет вовлечена в войну между европейскими державами, в которой сама она не имеет прямого интереса» <17>.

М. Робертс высказал другое мнение: политика «блестящей изоляции» не была результатом осознанного выбора; Англия и Франция подталкивались к конфронтации самим развитием международной ситуации, поэтому действия британских министров отражали их стремление противодействовать неблагоприятным обстоятельствам внешнеполитического характера. Они учитывали особенности географического положения страны, интересы империи, что совсем не означало изоляции от Европы. Вывод, к которому пришел Робертс, заключался в следующем: «Блестящая изоляция» не была их политикой, но они принимали ее мужественно и уверенно, потому что опыт убеждал их, что ничего другого не остается. Долгий опыт доказывал, что Англии нужен «континентальный меч». Они искренне желали иметь союзника, но они не хотели платить за это фантастическую цену» <18>. Аналогичную точку зрения высказал и другой английский историк, Я. Кристи. С одной стороны, он признавал, что британские министры в 1760–1970-е гг. не отличались выдающимися способностями: Галифакс был стар, Графтон молод и неопытен и мало чем интересовался, кроме скачек, Шелборн был безынициативен и безразличен, Веймут пил и ленился, оставляя послов практически без указаний. Единственным профессионалом, хорошо знавшим Европу, был Рошфор, но он отличался неосторожностью. Только Сэндвич и Саффолк действовали по-деловому, но отсутствие опыта, знаний и воображения мешало им понять намерения иностранных дворов <19>. С другой стороны, Кристи объяснял международную изоляцию не этими отрицательными качествами министров, а конкретными обстоятельствами развития международных отношений: Семилетняя война остановила непреодолимую неприязнь к державам, где правили Бурбоны, поэтому никакая из европейских стран не считала союз с Великобританией необходимостью <20>.