Вольфганг Акунов - Гунны — страх и ужас всей Вселенной

Ханьский Китай пережил крайне тяжелые времена постоянных гуннских вторжений в самую глубь «Небесной империи». Времена столь же свободных передвижений «конной нелюди» между китайскими мегаполисами, как если бы хунну, обращавшие на проклятия, посылаемые им вдогонку китайцами со стен и башен своих городов и крепостей, не больше внимания, чем на стрекотание кузнечиков или цикад, и захватившие «великое множество народа, скота и имущества» (Гумилев), кочевали где-нибудь в родной степи. Но вот у ханьского императора появился наконец мудрый советник, сумевший отвратить беду, насланную на Поднебесную сосланным из нее на край света евнухом Юе, в пылу гнева на «неблагодарное отечество», свойственного столь многим ренегатам. Звали этого мудрого советника Чао Цо. В китайских анналах он именовался «высоким предстоятелем семейства наследного принца». Если верить «Историческим запискам» («Ши Цзи») Сыма Цяня, благодаря своим способностям вести полемику, он стал любимцем наследника императорского престола. В семье наследника его прозвали «мешком знаний». Однако сей «высоколобый» интеллектуал вовсе не был «яйцеголовым», оторванным от практической жизни теоретиком.

Напротив, Чао Цо, совершенно не склонный витать в облаках, поставил себе целью исцелить все открытые язвы империи Хань. Он указывал на то, что гуннские войска превосходят китайские, прежде всего, качеством конского состава. Император У-ди сформировал многочисленное конное войско, но, как подчеркивал, в частности, Л.Н. Гумилев, китайская лошадь, малорослая, слабосильная, быстро устающая, тихоходная и маловыносливая, непривычная к горной езде, не способная обходиться скудным подножным кормом, «не могла равняться с крепкой неприхотливой гуннской лошадью».

Ханьские воины были, как правило, отбросами и подонками общества, которых сами китайцы называли «молодыми негодяями». Все мало-мальски «приличные» и «умные» старались, как и римляне поздней имперской эпохи, под любыми предлогами «откосить» от службы «в доблестных рядах». По мнению, изложенному «мешком знаний», в своей памятной записке, «молодые негодяи» не могли равняться с гуннами в способности переносить голод, жажду, холод и жару, песчаные бури или снежные бураны. Несмотря на добротное защитное вооружение (ватные стеганые латы), длинные пики (гуннские копья были короче), дальнобойные луки и многозарядные самострелы-«чо-ко-ну», китайцам удавалось добиваться военных успехов только в полевых сражениях на открытой и равнинной местности. Да и то, обладая не менее чем десятикратным превосходством над хуннской «нелюдью». И при наличии, наряду с конницей, также боевых колесниц и пехоты, вооруженной пиками и мечами. И вдобавок обученной драться в сомкнутых боевых порядках, наподобие греческой и македонской фаланги (к которой, в эпоху Поздней империи, возвратились и римляне).

И потому сам собой напрашивался вывод: гораздо эффективнее побивать варваров руками самих же варваров. К аналогичному выводу со временем пришли, хотя и слишком поздно – на другом краю Евразийского материка – и римляне. В заключение своей памятной записки, поданной им на Высочайшее имя, «мешок знаний», указывал на необходимость незамедлительно призвать на военную службу тысячи варваров, бежавших из родных степей от гуннов-хунну в «Срединное государство». Благодаря своему воспитанию, они с детства обладали теми же выдающими воинскими качествами, что и гунны. Необходимо было лишь снабдить их превосходным китайским оружием и ватными стегаными куртками для защиты от стрел. Вооружить их дальнобойными луками, облачить в доспехи. Назначить им в начальники самых даровитых и усердных китайских офицеров, родом из пограничных областей. Дать этим офицерам в помощь адьютантов из числа варваров, знакомых с их обычаями и воинскими навыками.

Кроме того, Чао Цо, рекомендовал поселить вдоль ханьско-гуннской границы военных колонистов, которых римляне назвали бы «социями» или «федератами» (союзниками), польско-литовские монархи и русские цари – «козаками» («казаками»), австрийские императоры – «гренцерами» или «граничарами» – и тогда военное превосходство над варварами будет обеспечено…

Мудрый советник подчеркивал необходимость прекратить отряжать для несения пограничной службы осужденных преступников, купленных рабов и прочий сброд, как это вошло в обычай во времена династии Цинь (около 300 г. до Р.Х. – В.А.). По его убеждению, от этих ненадежных во всех отношениях людей можно было ожидать только мятежных настроений. Вместо деятельного участия в отражении вражеских нападений, они лишь увеличивали беспокойство на границе. Но и содержание периодически нуждающихся в смене и потому дорогостоящих военных гарнизонов тоже не представлялось ему приемлемым решением. Единственным правильным решением он считал поселение вдоль границы добровольцев, освобожденных, в обмен на несение пограничной службы, от податей и принудительных работ. Чао Цо утверждал: узнав о даровании им этих привилегий, к военным поселенцам будут присоединяться их друзья и сородичи. И постепенно сильные в обороне, воинственные, верные, надежные, преданные правительству крестьяне образуют целые кланы, способные и готовые оборонять, одновременно, со своими пашнями, границу «Поднебесной». Последствия принятия мер, рекомендованных «мешком знаний» (павшим, в конце концов, жертвой придворных интриг), имели всемирно-исторический характер. Началось все с того, что сформированные по совету Чао Цо кланы военных поселенцев, набранных, как было указано выше, из степных варваров, бежавших в «Поднебесную» от гуннов, получив от китайцев новое защитное и наступательное вооружение, решили «испытать их в деле». Отрабатывая свои «стипендии» (как называли оплату военных услуг своих варваров-«федератов» римляне), военные колонисты начали вторгаться в земли хунну. Пытаясь отнять у тех кое-что из своего добра, которое им пришлось бросить при своем поспешном бегстве от гуннов. В этом, с точки зрения поощрявшей их беспокоить хунну китайской стороны, была своя логика. Если бы военные колонисты оказались не способными предпринимать подобные попытки «вернуть свое» силой оружия, полученного от китайцев, стала бы очевидной их непригодность к выполнению предназначенной им «мешком знаний» роли. Но в результате участившихся пограничных стычек и набегов напряженность в ханьско-хуннских отношениях стала нарастать. Хунны возмущались и грозили ответными мерами. И тогда китайский император написал гуннскому царю очередное послание, являвшее собой еще один блестящий образец древней китайской дипломатической переписки – вежливой, лукавой и не просто умной, но прямо-таки мудрой и умиротворяющей – а как еще подобало опытному властителю писать к выскочке-новичку?