Вольфганг Акунов - Гунны — страх и ужас всей Вселенной

Флавий Стилихон был, как известно, сыном «федерата»-вандала, дослужившегося в римской коннице (в которой издавна доминировали варвары – нумидийцы, галлы, батавы и др.) до высокого чина военного трибуна, и матери-римлянки. Т. е. германцем (по отцу), получившим, однако, римское воспитание и образование и ставшим, благодаря усердию, энергии и верности, полководцем собирателя римских земель императора Феодосия I Великого. Мало того: последний император единой Римской империи назначил Стилихона комитом доместиков («комес доместикорум»), т. е. начальником дворцовых телохранителей. Август Феодосий также женил его на собственной племяннице и приемной дочери Серене. И даже сделал Стилихона опекуном своего сына – будущего западно-римского императора Гонория. Отдав, т. о., в руки регента-германца судьбы Римской империи. Стилихон, этот отпрыск вандалов, переселившихся, вслед за готами, из Скандинавии, на европейский материк, вернул под власть западно-римского императора африканские провинции, тяготевшие к Константинополю. Он неоднократно одерживал победы над вестготом Аларихом в Греции и Италии. И, как уже упоминалось выше, наголову разбил при Фезулах, с помощью аланских конных латников и гуннских «кентавров» Улдина, бесчисленное германо-аланское войско «дикого» язычника-остгота Радагайса. Не зря римский стихотворец Клавдиан так восторгался Стилихоном, хитро ослаблявшим свирепые племена, пришедшие с Данубия, ставя в сражениях одно племя дикарей против другого. Дивиде эт импера! Разделяй и властвуй! Хороший варвар – мертвый варвар! В любом случае, к вящей славе и на пользу Рима, в битве одних варваров с другими должно погибать как можно больше варваров, кто бы ни победил в итоге. И ради этого римлянам, право же, не стоило жалеть ни золота, ни пышных титулов… Лишь смерть рано поседелого, под бременем забот и тягот воинской жизни, Стилихона от рук убийц, подосланных его подопечным Гонорием (с достойным лучшего применения усердием пилившим тот сук, на котором сидел), открыла Алариху путь на Первый Рим.

Итак, Риму было не впервой пользоваться услугами «варягов» (происходивших частью из чужеземных племен, частью – из римских провинций), получивших унаследованное от прежних, блестящих имперских времен классическое образование и приученных к унаследованной от тех же времен знаменитой римской военной дисциплине. «Вскормленных сабинской оливкой и выросших под виноградной лозой центуриона», как выразились бы древние римляне. И, поскольку Римская империя все глубже погружалась в пучину смут и войн, перед усердными и энергичными службистами «из глубинки» открывалось все больше карьерных возможностей.

Подобно Флавию Стилихону, другой Флавий – Аэций, герой этой главы, главный соперник Аттилы, начавший свою карьеру телохранителем западно-римского императора (видно, у старого служаки Гауденция были все-таки в Риме связи, хотя, возможно, в возвышении Аэция сыграли главную роль связи его знатной италийки-матери), стал императорским секретарем в чине «военного кандидата» (младшего офицера), со временем дослужившись до ранга «комес доместикорум эт кура палатии», т. е. комита доместиков, до которого, в свое время, дослужился и Стилихон. Однако прежде молодой Аэций попал в жернова большой политики. Сам могущественный Стили-хон выбрал его, наряду с несколькими другими подающими большие надежды молодыми офицерами, когда потребовалось дать вестготскому царю Алариху римских заложников.

Может быть, стоит разъяснить тогдашнее значение слова «заложник», так часто фигурирующего в сообщениях современных газет и других средств массовой информации. Дело в том, что во времена Аттилы и Аэция значение этого слова заметно отличалось от современного, как и роль, которую тогдашние заложники играли в межгосударственных отношениях.

Во-первых, заложниками сплошь и рядом обменивались не только противники, но и союзники. При этом важно подчеркнуть, что ими именно обменивались, т.е. заложников брали обе стороны. Знатные молодые люди, выраставшие при дворе союзного или, возможно, враждебного государя, служили связующим звеном между двумя державами, обеспечивавшими мир и гарантировавшими сохранение союза между ними. Они не были беззащитными объектами произвола, в отличие от современных невезучих, случайных людей, взятых в заложники бандитами или террористами в ходе захвата школ и ограблений банков или же угона самолетов и автобусов. Напротив, тогдашних заложников при дворах тогдашних государей держали в таком же почете и содержали так же хорошо, как и своих собственных царевичей. Считалось желательным знакомить заложников с языком, обычаями и культурой страны их вынужденного пребывания. Причем в такой степени, чтобы они могли, в случае необходимости, служить посредниками при переговорах, парламентерами или послами, способными помочь сохранить или восстановить мирные отношения, взаимопонимание между державами и народами.

Если бы в Древнем мире не существовало этого института обмена заложниками, государствам приходилось бы прибегать исключительно к помощи купцов, в качестве посредников при переговорах, и к услугам толмачей-переводчиков (которых можно было подкупить, чтобы они не всегда переводили правильно, в связи с чем в прошлом толмачей не раз подвергали мучительной казни). Заложник, в высочайшем смысле слова (или, точнее, понятия), был провозвестником общего будущего разных народов (которое, естественно, могло и не наступить).

В случае заложника Аэция оно как раз не наступило, ибо «магистр милитум» Стилихон, избравший юношу в заложники Алариху, был подло убит по императорскому повелению. Заключение военного союза Первого Рима с вестготами (ради завоевания Второго Рима) было сорвано. Гонорий, неблагодарный воспитанник и убийца своего опекуна Стилихона, нарушил все свои данные Алариху обещания и заключенные с готским царем соглашения. Возможно, за срывом союза Западной Римской империи с готами стояла восточно-римская интрига (но… «темна вода во облацех»…). Аэция и других заложников в вестготском стане, несомненно, укокошили бы (как и предусматривалось в подобных случаях тогдашним «международным правом»), если бы он служил готскому повелителю только заложником в современном смысле этого слова. Три долгих года, т. е. примерно с 407 по 410 г., Аэций оставался у Алариха в заложниках. Хотя готы все эти годы воевали с западно-римским императором Гонорием, опустошали Италию и разграбили в 410 г. Рим на Тибре, у молодого знатного римлянина в ставке Алариха не упал и волос с головы. Правда, время его подлинного возвышения было еще впереди, и он особенно не выделялся, с готской точки зрения, на общем фоне. Ведь для «непросвещенных» готов воинские навыки, искусное обращение с конем и оружием и прочее не были чем-то выдающимся для молодого воина – в отличие от главной массы тогдашних, уже безнадежно деградировавших, римлян. Как бы то ни было, Аэций в следующем десятилетии снова «служил Отечеству» заложником. На этот раз, однако, не у готов, а у гуннов. Впрочем, существует и другая версия событий: