Вольфганг Акунов - Гунны — страх и ужас всей Вселенной

«Когда в 408 году Гонорий казнил своего главнокомандующего войсками Стилихона, то вождь вестготов Аларих потребовал от императора заключить мирное соглашение, для чего римляне должны были выплатить дань и обменяться с вестготами знатными заложниками. Одним из них должен был стать Флавий Аэций, который к этому времени уже провел в заложниках три года сначала у вестготов, а потом у гуннов» (Википедия).

Сегодня можно лишь предполагать, кто и почему отдал Аэция гуннам в заложники. И каким именно гуннам – враждебным или союзным Западной Римской империи. Дело в том, что, как уже упоминалось выше, в описываемое время разные по численности наемные отряды гуннских «кентавров» (которых «просвещенные» люди греко-римской культуры, надо думать, по некой молчаливой договоренности, уже перестали считать «нелюдью» или «видимыми бесами») воевали (подобно готам и другим германским «солдатам удачи»), в качестве «союзников», на римской стороне. Воевали как против других, враждебных Риму, варварских племен, так и против своих же, «римских», повстанцев в провинциях (например – против бунтующих крестьян-багаудов в Галлии). Возможно, Аэций состоял в заложниках при одном из этих гуннских наемных отрядов на римской службе. Как залог того, что «римским» гуннам будет выплачено римской императорской казной положенное жалованиье. Или как залог того, что гуннов на римской службе не заставят воевать с независимой гуннской державой (так сказать, «Большой Ордой», хотя Л.Н. Гумилев и отрицал наличие у гуннов такой формы объединения, как орда). Или как залог того, что гунны-«союзники» в один прекрасный день не будут захвачены врасплох и уничтожены римскими легионариями или же ауксилиариями (если в императорской казне вдруг не найдется звонкой монеты для оплаты ратного труда «кентавров»). Или если императору «вечного Рима» вдруг не захочется платить своим служилым гуннам. «Темна вода во облацех…» Когда Аэций стал заложником впервые, при Аларихе, «последний римлянин» был еще очень юн годами. Видимо, он пребывал в вестготском стане скорее на правах «кадета», «юнкера», «пажа», чем «офицера» в современном смысле слова. Аэций не был там чужим, поскольку многие из достаточно романизированных к тому времени вестготов имели опыт службы в римском войске. Кстати говоря, тесное общение в военное и мирное время приводило не только к романизации варваров, но и к варваризации римлян. У свободнорожденных римских мужей вошло в моду красить волосы в рыжий цвет (в подражание рыжеволосым готам и другим германским варварам). Римские дамы носили парики из белокурых волос германских женщин. Римский император Антонин Каракалла был обязан своим прозвищем германскому плащу, который носил постоянно. А «император романорум», сиречь «василевс ромеон», Грациан, вообще сменил римскую одежду на «скифскую» (готскую, гуннскую или аланскую), отороченную мехом, не расставался с луком и колчаном, полным стрел. Отборная конница Гая Юлия Цезаря состояла из германцев. В телохранителях у римских императоров, начиная с Октавиана Августа, служили германцы, отличавшиеся исключительной верностью господину. Личную безопасность упомянутого выше Каракаллы охранял отборный конный отряд так называемых «львов», состоявший из скифов и германцев. Наученный горьким опытом своих предшественников, император не доверял свою защиту преторианцам или каким-либо другим «природным» римским воинам (которые его, в конце концов, и «грохнули»). Знатный херуск Флав, родной брат Арминия, поднявшего часть германцев в 9 г. п. Р.Х. на бунт против Рима и уничтожившего три римских легиона в Тевтобургском лесу, будучи (подобно брату) римским гражданином и всадником, хранил неизменную верность Риму. Лучшими римскими кавалеристами были отряды сингуляриев, состоявшие из германцев–батавов. Лучшими римскими пехотными подразделениями – германские отряды убиев, треверов, тунгров, белгов (которые еще в «Записках о Галльской войне» Гая Юлия Цезаря были названы «самыми храбрыми из всех»). Да и сами римские воины в эпоху Флавия Аэция своим внешним видом почти не отличались от германцев (коими и являлись, в значительной своей части). Одетые в длинные холщовые рубахи и штаны, сохранившие из защитного вооружения, в большинстве своем, лишь шлемы и шиты, вооруженные, вместо прежних, исконно-римских гладиев (коротких мечей, от которых происходит слово «гладиатор») и пилумов (метательных копий с железным наконечником в половину древка), длинными мечами-спатами (спафами), дротиками и боевыми топорами. Не случайно Аммиан Марцеллин, описывая рукопашный бой римлян с гото-аланами (а возможно – и примкнувшим к гото-аланам гуннами) Фритигерна под Адриано-полем в 378 г., подчеркивал: «ВЗАИМНЫЕ (выделено нами – В.А.) удары секир (боевых топоров – В.А.) пробивали шлемы и панцири». Впрочем, довольно об этом…

Когда Аэций стал заложником в гуннской ставке, он был уже взрослым, зрелым мужем, и потому годы, проведенные «последним из римлян» у гуннов, стали решающими годами в его жизни. Мало того! Они стали решающими годами в извилистой, словно полет летучей мыши, прямо скажем, непростой, истории римско-гуннских военно-политических отношений на протяжении следующей четверти века.

В 423 г. переселился в лучший мир первый западно-римский император Флавий Гонорий Август, сын Феодосия I Великого, подлый убийца своего опекуна и тестя Стилихона. Безнравственный, циничный сластолюбец, один из слабейших римских венценосцев, так и остававшийся, в определенном смысле слова, несовершеннолетним всю свою жизнь. Единственным вполне самостоятельным деянием этого вялого, но последовательного аморалиста, кроме убийства Стилихона, была преступная прелюбодейственная связь Гонория с собственной сестрой Галлой Плацидией (Плакидой). Если, конечно, не считать, что Гонорий самостоятельно отменил гладиаторские бои со смертельным исходом. Как ни странно, в давно ставшей официально христианским государством Римской империи на аренах цирков через 100 лет после Константина I Великого (скармливавшего пленных франков и других германцев на арене цирков львам, как некогда императоры язычники – христиан) люди (в т.ч. христиане) продолжали биться насмерть с другими людьми и дикими зверями на потеху людям (в т.ч. христианам). И продолжалось это до тех пор, пока разъяренные зрители не растерзали христианского монаха Телемаха, бросившегося на арену разнимать поединщиков и т.о. испортившего зрелище. Лишь после этого благоверный август Гонорий, ревностный христианин, под давлением верхушки клира христианской церкви, запретил публичные бои между людьми на цирковой арене. Хотя травля зверей в цирках продолжалась!