Вольфганг Акунов - Сияние славы самурайского сословия

Даже хоронили самураев не в гробах, как представителей «низших» сословий, а в огромных глиняных урнах (как Сингэна Такэду в широко известном у нас в свое время фильме Акиры Куросавы «Тень воина»).

Доход, получаемый самураями в форме жалованья за службу, исчислялся в «коку» риса. Крестьяне же, выращивавшие рис, практически не могли себе позволить питаться этим дорогостоящим продуктом. Им было запрещено печь рисовые лепешки и колобки, делать из риса лапшу и готовить из него «наихудший яд и наилучшее лекарство», то есть сакэ (саке) – крепкое рисовое пиво (а отнюдь не «рисовое вино», не «рисовую водку» и не «рисовый самогон», как у нас считают многие, ибо сакэ готовят не методом перегонки, а методом сбраживания!), поскольку чиновники «палаточного правительства» считали это непроизводительным расходованием риса, который земледельцы были обязаны сдавать сборщикам налогов и податей, а сами питаться ячменной или просяной похлебкой и редькой).

Кстати говоря, за пределами перечисленных выше четырех сословий самурайского государства «токугавского образца» находилась своеобразная «каста неприкасаемых» – так называемое сословие «эта» (люди, род деятельности которых считался «грязным», «нечистым», «недостойным детей Солнца») – мусорщики, работники скотобоен, живодерен, палачи и т.д.

О том, какое значение привилегированное положение самураев эпохи сёгуната Токугава по сравению со всеми другими сословиями имело на деле, говорит следующий пример. Любой японский «боевой холоп» (от «сёгуна» до простого караульного воина) обладал особой, дарованной ему законом, привилегией – «убить и уйти» («дзокусан коку»). Это означало право самурая убить любого человека трех низших сословий, не оказавшего «боевому холопу» должного почтения (например, перебежавшего ему дорогу или недостаточно быстро поклонившегося при встрече с ним). Случаи подобных бессудных расправ были нередкими, но воспринимались как нечто само собой разумеющееся. Наряду с испытанием самураями остроты и прочности своих мечей на трупах и осужденных преступниках, был еще один метод, который назывался «цудзигири» («убийство на перекрестке») – опробование мечей на случайных прохожихпростолюдинах, имевших несчастье выйти на перекресток в ночное время. Сначала случаи «цудзигири» были довольно редкими, но со временем настолько распространились, что власти сёгуната сочли необходимым особым указом запретить «боевым холопам» подобную практику в 1602 году.

После установления долгожданного мира в Стране Восходящего Солнца коренным образом изменилась ее оценка японскими мыслителями. Тонко выстроенная «сёгунами» из дома Токугава система «сдержек и противовесов» наконец-то обеспечила державе Ямато политическую, социальную и бытовую стабильность. Буддизм перестал быть основным средством осмысления мира. Японские мыслители, происходившие все поголовно из ставшего первенствующим сословия «боевых холопов», стали наделять мир заимствованными из Китая добуддийскими, конфуцианскими характеристиками, а само конфуцианство стало официальной идеологией, признается наилучшим средством для управления (чему уже имелся исторический прецедент в описанную нами выше эпоху «реформ Тайка»). Японская общественная мысль обрела, вместо пессимистического, характерного для предшествующей эпохи смут, оптимистический заряд, рассматривая Японию не как просяное «зернышко в море», но как божественную страну благоденствия, сотворенную синтоистскими божествами уже не на окраине, а в центре обитаемого мира. Японские мыслители той поры именовали уже не Китай. а свою родную Японию «Срединным государством», «Поднебесной», то есть, по сути, Центром обитаемого мира. Так, конфуцианец-самурай Байган Исида (1685–1744) писал о современной ему Стране Восходящего Солнца:

«Сегодня в Поднебесной царит мир. Благодаря этому благополучному счастливому обстоятельству товары и ценности могут беспрепятственно доставляться в места, удаленные на несколько тысяч ри (по-китайски: ли – около четырех километров – В. А.), хоть морским путем, хоть сухопутным, не опасаясь морских пиратов или лесных разбойников. В городах люди имеют возможность спокойно жить в своих домах. Если самураи, крестьяне, торговцы и ремесленники, каждый на своем месте, будут прилагать усилия к выполнению своего занятия, то они будут жить, ни в чем не нуждаясь». (Карелова Л.Б. Учение Исиды Байгана о постижении «сердца» и становление трудовой этики в Японии. М,. Наука, 2007, с. 290 – В. А.).

Одновременно с похвалами собственной сотворенной богами, населенной потомками богов и оттого божественной стране, обладающей, по мнению, к примеру, Гэнтаку Оцуки и Хироюки Симуры, авторов трактата «Канкай ибун (Удивительные сведения об окружающих землю морях)», всем необходимым для благополучного существования в условиях полной автаркии – «пятью злаками»« (рисом, ячменем, чумизой, бобами, просом) и «пятью металлами» (золотом, серебром, медью, железом, оловом), и потому «имеющей полное основание не оглядываться на других», умами постепенно овладело и сознание того, что правители из дома Токугава совершенно правы в своем убеждении, что от внешнего мира Японии следует ожидать только неприятностей. Европейцы-католики – носители христианства – ставили, с точки зрения японских мыслителей, духовную власть римского папы и его проповедников (преимущественно – иезуитов) выше светской, а это грозило Стране Восходящего Солнца новыми мятежами, доказательством чему считалось Симабарское восстание 1637 года на острове Кюсю, многие сторонники которого были новообращенными христианами. В Китае к власти вместо павшей династии Мин пришла «варварская», «дикарская» маньчжурская династия Цин (родственная чуть не захватившим в эпоху Камакурского сёгуната Японию татаро-монголам), контакты с которой ничем не могли обогатить Японию, позиционировавшую себя уже в качестве Центра мира и законной наследницы, правопреемницы прежней великой китайской культуры. В связи с этим «сёгуны» дома Токугава стали неуклонно проводить политику изоляционизма, отношения с зарубежьем почти прекращаются. Выезд из страны запрещается совсем, въезд в нее разрешается очень ограниченному числу иностранных купцов из Голландии (согласных топтать ногами Крест – символ «подрывного» римско-католического христианства, или пластинку с образом Иисуса Христа – «Дзизусу Кирисито» – либо Пресвятой Богородицы – «Санта Мария Сама»), Кореи и Китая. В этой автаркии Токугавский сёгунат усматривал твердую и надежную гарантию безопасности объединенной, усмиренной и умиротворенной им Страны Восходящего Солнца.