Майкл Ко - Разгадка кода майя: как ученые расшифровали письменность древней цивилизации

Исследования Стефенса и Казервуда проводились методично и дотошно. Здесь Казервуду помог египетский опыт. Едва прибыв в Копан, грандиозный классический город на крайнем западе Гондураса, Казервуд немедленно принялся за дело. «Мистер Казервуд выполнил в общих чертах все рисунки с помощью камеры-люциды и поделил бумагу на части, чтобы максимально экономно передать пропорции» [28]. Такой точный метод при работе с замысловатым скульптурным стилем майя и их сложными надписями никогда раньше не практиковался в городах майя и, конечно, был недоступен недалекому Альмендарису и одаренному излишне богатым воображением Вальдеку. Позже для лондонского издателя Джона Мюррея рисунки Казервуда были уменьшены и выгравированы на стальных пластинах.

Качество иллюстраций в публикациях 1841 и 1843 годов было настоящим квантовым скачком по сравнению со всем, что публиковалось раньше о древностях Нового Света. Достаточно сравнить изображение панели Храма Креста в Паленке, сделанное Казервудом, с искаженной версией в отчете дель Рио 1822 года, чтобы увидеть разницу. То же самое относится и к чисто архитектурным иллюстрациям Казервуда.

Много лет назад, еще будучи студентом Гарварда, я был в Ушмале, вооруженный экземпляром тома Стефенса и Казервуда, куда была вложена превосходная иллюстрация фасада Дворца Правителя в Ушмале. Стоя перед этим дворцом наяву, я сравнил оригинал с копией – и, если не считать реконструкций, проведенных мексиканским правительством в прошлом веке, они были практически идентичны. Стефенс и Казервуд могли бы, как Вальдек, лгать и преувеличивать мистику руин Ушмаля – кто из читателей в 1843 году заметил бы разницу? – но они этого не сделали.

И Стефенс, и Казервуд были знакомы с историей дешифровки древнеегипетской письменности, знали они и о блестящих успехах Шампольона. Как и Шампольон, Стефенс был убежден, что памятники древних городов, таких как Копан, содержат записи о правящих династиях. «Я верю, – писал он, – что его история высечена на его памятниках. Ни один Шампольон еще не обратил на них энергию своего пытливого ума. Кто же прочтет их?» [29]. Это была весьма разумная точка зрения, основанная на знании древних цивилизаций Старого Света, но с пренебрежением отброшенная последующими поколениями майянистов.

Свои размышления о поразительно мастерски вырезанных иероглифах на обороте стелы F из Копана Стефенс сопровождает следующим комментарием: «…мы считали, что в ее медальонах люди, которые ее водрузили, опубликовали записи о себе, с помощью которых мы могли бы однажды установить связь с исчезнувшей расой и приподнять завесу тайны, окутавшую город» [30].

Мнение Стефенса по вопросу возраста руин майя и идентификации языка, на котором говорили те, кто высек надписи, было удивительно похоже на взгляды Рафинеска, высказанные им несколькими годами ранее. Пришел ли Стефенс к этим идеям самостоятельно? По словам Виктора фон Хагена, биографа Стефенса (которому, правда, не всегда можно верить), незадолго до своей смерти «константинополец», как называл Рафинеска один из врагов, отправил Стефенсу письмо, отстаивая свой приоритет в интерпретации иероглифов, что впоследствии было признано самим Стефенсом [31]. Но это такой забытый уголок интеллектуальной истории, что на него, возможно, никогда не прольется свет.

В отличие от Кингсборо, Вальдека и им подобных, Стефенс был уверен, что руины Копана отнюдь не многотысячелетней давности и не были оставлены пришельцами из дальних стран.

«Я склонен думать, что нет достаточных оснований для веры в великую древность, приписываемую этим руинам; что они не являются трудами людей, которые умерли и чья история остается неизвестной; но, как бы моя идея ни противоречила предшествующим предположениям, они [города] были построены расами, которые населяли страну во время вторжения испанцев, или их не очень далекими прародителями» [32], —

пишет Стефенс и делает первый вывод: разрушенные города были построены предками современных майя.

Вот еще фрагмент, принадлежащий перу Стефенса:

«Следует отметить один важный факт. Иероглифы [Паленке] – такие же, как были найдены в Копане и Киригуа. Лежащая между ними страна в настоящее время занята расами индейцев, говорящих на разных языках, совершенно непонятных друг для друга; но есть основания полагать, что вся эта страна когда-то была занята одной и той же расой, говорившей на одном языке или, по крайней мере, имеющей одинаковые письменные символы» [33].

Отсюда второй вывод Стефенса: система письма в Паленке на западе и в Копане и Киригуа на востоке одна и та же – и третий, естественно вытекающий из второго: когда-то единый язык и письменность были распространены по всем Южным низменностям.

А что насчет Дрезденского кодекса из Германии, который был частично опубликован Гумбольдтом?

В конце своей книги 1841 года Стефенс привел рядом (рис. 18) изображение верха Алтаря Q в Копане и фрагмент из таблиц движения Венеры, взятых у Гумбольдта, и обратил внимание на несомненное сходство между двумя письменностями. На основании этого сходства он сделал четвертый вывод: монументальные надписи и Дрезденский кодекс представляют собой единую систему письма.

Вдохновленный своими открытиями, но прекрасно понимая, что предстоит сделать еще многое, Стефенс выдвинул три задачи для предстоящих исследований истории майя.

Первой задачей должен быть поиск в местных монастырях рукописей, которые могут помочь выяснить историю одного из этих разрушенных городов. В этом отношении Стефенс и сам следовал поставленной цели. Во время своего второго путешествия на Юкатан в 1841 и 1842 годах у наших героев появился близкий друг, юкатекский ученый Хуан Пио Перес, глава ( jefe politico ) города Пето в самом центре полуострова. Пио Перес был составителем одного из важнейших словарей юкатекского майя и неутомимым собирателем местных историй, которых было много в деревнях и городах Юкатана.

В приложении к первому тому «Происшествия в путешествии» 1843 года читатели могли найти и работу Пио Переса «Древняя хронология Юкатана», где дано удивительно подробное описание функционирования календаря майя и приведены местные названия месяцев и дней (но не соответствующие им иероглифы, которые станут известны только после публикации «Сообщения о делах в Юкатане» Ланды). А во второй том была включена важная хроника из города Мани – оригинальный текст на майя и английский перевод, в которой упоминались такие древние города, как Чичен-Ица и Майяпан. Впервые ученые стали использовать документы майя колониального периода для того, чтобы понять доиспанское прошлое.

Под номером два в списке задач Стефенса шла ни больше ни меньше, как дешифровка иероглифических текстов майя. Но мог ли даже гениальный Шампольон разгадать эту письменность, располагая материалами начала 1840-х годов? Сомневаюсь в этом. Иллюстрации Казервуда, даже великолепные литографии, которые он напечатал в своем альбоме «Виды древних памятников» (Лондон, 1844), были просто потрясающими, но и они не соответствовали стандартам, заданным в монументальном «Описании Египта» учеными Наполеона. На условной шкале точности они находятся где-то между рисунками Альмендариса и корпусом монументов, созданным Моудсли в конце XIX столетия, который действительно сопоставим с трудом французов. Но даже если иллюстрации в «Происшествиях в путешествии» и соответствовали этим стандартам, их было слишком мало и они запечатлели лишь несколько городов майя (Копан, Паленке и Чичен-Ица). Для дешифровки такой сложной письменности, как майяская, этого было просто недостаточно.