Андрей Соколов - Кларендон и его время. Странная история Эдварда Хайда, канцлера и изгнанника

Хайд подчеркивал собственную роль в борьбе против «Великой ремонстрации». На следующий день после принятия документа Хунта обсуждала, как остановить противодействие ей в палате, задумавшись над наказанием тех, кто «не разделяет общего настроения». В первую очередь, подразумевался Хайд, которого «они возненавидели больше других, приписывая беспокойство, которое испытали, его активности». Он первым потребовал слова, чтобы протестовать, после чего и проявилось общее возмущение [7, I, 421 ]. Хайд считал, что только поддержка друзей депутатов от северных графств, благодарных ему за ту роль, которую он сыграл в уничтожении совета по делам Севера, не дала вождям палаты возможности наказать его; равно как твердость, проявленная им в выступлении, несмотря на крики и требования изгнать его из палаты. Хайд, намекая, видимо, на возраст Пима, говорил: «Я недостаточно стар, чтобы знать все обычаи этой палаты», но в палате пэров существует полная свобода для любого члена не соглашаться с ее суждением. Не понятно, по какой причине коммонер не может обладать той же свободой. Он оправдывался тем, что считал опубликование Великой ремонстрации незаконным. Уильям Строуд призвал изгнать его из палаты, но Джон Хотем (принадлежавший к сторонникам Пима), «горячо» выступил против этой меры. Дело тогда закончилось арестом депутата Джеффри Палмера, первым заявившего протест по поводу Ремонстрации. Он провел в Тауэре несколько дней.

Между тем Карл I возвратился в Лондон и был чрезвычайно торжественно встречен делегацией Сити, что было организовано Лордом-мэром Ричардом Гурни, «человеком смелым и мудрым». Королю по древней традиции были вручены ключи от города, в его честь состоялся торжественный обед, на котором присутствовали члены королевской семьи, придворные и лорды. Карла торжественно сопроводили в Уайтхол, на следующий день он перебрался в Хэмптон Корт. Это было политической демонстрацией той части Сити, которая была обеспокоена политической ситуацией и ростом народного недовольства. Пим осознал, что позиции его сторонников в Сити не так сильны, как казалось. Обращение Карла о приостановке публикации до тех пор, пока на петицию не будет дан ответ, было проигнорировано. Ответ монарха на «Великую ремонстрацию» был подготовлен Хайдом, который немало поднаторел в критике этого документа. Шама пишет: «Замешательство Пима (от итогов голосования по ремонстрации — А. С. ) предоставило возможность умеренной группе, в которой Эдвард Хайд был наиболее выдающимся талантом, сплотить реформистскую, но не пресвитерианскую, партию, вокруг, как он верил, умеренного и благоразумного короля. Соответственно, Хайд составил ответ на ремонстрацию в том тоне, которого будет придерживаться роялистская пропаганда на протяжении гражданской войны, а именно, что король, а не меньшинство пуританских фанатиков, в действительности выражает заботу о нации, являясь истинным реформатором. Те, кто, как Хайд, хотели видеть короля в одеянии противника учения Лода и абсолютизма, приняли близко к сердцу теплый прием, который получил Карл, казавшийся им скорее обманутым, чем виновным, после возвращения из Шотландии в Лондон. Незначительное большинство при голосовании за ремонстрацию внушило Хайду оптимизм, что „поток воинственности можно отбросить назад“» [91, 121 ]. Как писал один историк, «идеализированный Карл, каким его представляли Хайд и другие апологеты, был совсем иным созданием, чем тот непоследовательный оппортунист, с которым имели дело парламентарии» [110, 222 ].

Возможно, у Хайда возникло впечатление, что фракция Пима — это изолированная группа, которую можно побороть конституционным парламентским путем. Он писал о себе и своих союзниках: «На самом деле именно они проявляли рвение к сохранению закона, религии и действительных интересов нации; они страстно хотели уберечь достоинство монарха от любых оскорблений, королевскую власть от вреда. Та партия в обеих палатах, которую называли королевской, состояла из людей, чужих при дворе, не имевших там никаких обязательств, людей состоятельных, с лучшей репутацией в некоторых графствах, где они были известны рвением в сохранении своих справедливых прав и противостоянием незаконному и чрезмерному обложению». Противники не давали им слова, вынуждали покинуть страну, допрашивали у решетки палаты, заключали в Тауэр. Этим вправду удалось посеять страх, кто-то теперь предпочитал молчать, а не выражать свою озабоченность [7, I, 442–443 ].

В декабре появились новые поводы для парламентских схваток. После решения палаты иметь собственную охрану, против чего король возражал, пообещав выделить ее при необходимости, встал вопрос о милиции. Хайд протестовал против билля о милиции, заявив: желание подчинить ее — это покушение на право короля объявлять войну и заключать мир. По его утверждению, палата сначала приняла его аргументацию, но выступил Сен Джон, входивший тогда в качестве генерального солиситора (одного из главных юристов короны) в Тайный королевский совет. Он утверждал, что эта мера не ущемляет королевских прерогатив. Общины осуществляли, как выражался Хайд, нападки на палату лордов, в частности, стараясь довести до конца изгнание из нее епископов. По словам Кларендона, это воодушевило «раскольников» в городе и пригородах собраться по звуку колокола в Саутварке, где располагались арсеналы оружия. Во время беспорядков пострадал констебль, едва не лишившийся жизни. В рождественские праздники парламент не заседал только два дня, а 27 декабря, когда возобновились заседания, толпа собралась возле Вестминстера, скандируя «Нет епископам, нет лордам-папистам». Люди кричали, что многие пэры — «злодеи с гнилыми сердцами», а коммонеры, противостоявшие Пиму — предатели. Имелся в виду сам Хайд, Фолкленд и Колпепер, «а также другие, вызывавшие [в палате] беспокойство». Автор считал, что в тот день клика прибегла «к последнему средству» и подстрекала «подмастерьев и низы» [7, I, 463–464 ]. Во время беспорядков криками не обошлось — целью толпы было не допустить в парламент епископов, едва отбили архиепископа Йоркского Уильямса. Впрочем, Хайд полагал, что нелюбимый им Уильямс дал повод для недовольства своим поведением в парламенте. 29 декабря двенадцать епископов составили петицию королю, заявив, что без их участия заседания палаты являются пустым делом. Появление петиции вызвало раздражение в палате лордов, которая только накануне отвергла резолюцию, что действия толпы нарушают свободы парламента. Петицией воспользовался Пим, который немедленно провел решение об аресте двенадцати подписантов, а лорды сразу его утвердили. Это сблизило палаты, но фактически вело к упадку значения палаты лордов, продолжившегося до времен Реставрации. По мнению Хайда, абсурдность обвинений в измене, предъявленных двенадцати епископам, была столь очевидна здравомыслящим людям, что Карлу следовало ждать и не предпринимать поспешных действий. Однако сказался «беспечный и неспокойный» характер Джорджа Дигби, побудившего короля отступить от собственного решения. Хайд подразумевал последовавшую через несколько дней безрассудную попытку арестовать лидеров оппозиции. Он приписывал этот эпизод влиянию Дигби и считал ошибкой короля [7, I, 477 ].