Наталья Миронова - Великая эпидемия: сыпной тиф в России в первые годы советской власти

Надежда Булгакова, сестра М. А. Булгакова, попав наконец на поезд Самара — Москва в апреле 1920 г., пишет своим родственникам о большом количестве голодающих на привокзальной площади: «Не могу равнодушно видеть матерей с ребятами на руках — иногда хочется плакать. С пропуском устроилась пока довольно легко. На вокзале, по сравнению с прошлым, много порядку — едут только командированные, народу сравнительно мало, существуют правила, которые — представь себе! — исполняются. Я уже вымылась в бане, без этого не дают билета: работает специальная баня для едущих поездом Самара — Москва прямого сообщения» [365] Земская А. Булгаков и его родные. Семейный портрет. С. 153. . Казалось бы, ситуацию удалось поставить под контроль, но нет, все становилось только хуже.

Осенью — зимой 1921 г. на станции Самара ад как он есть. Власти предвидели эпидемию (во многих других городах она уже полыхала вовсю), и потому, чтобы хоть немного взять под контроль железнодорожную станцию Самара, 20 декабря 1921 г. был издан приказ. Согласно ему, в целях сохранения здоровья едущих по Самарско-Златоустовской железной дороге и в целях поддержания Самарского вокзала в должном санитарном состоянии, Самгубэпидчека постановила:

• запретить доступ и пребывание в пассажирских помещениях и на перроне лицам, не имеющих проездных документов на ближайший по времени уходящий поезд. Людям разрешалось прийти за 6 часов до отхода поезда;

• служащие железнодорожного вокзала и лица, связанные по службе с необходимостью пребывания на вокзале, пропускаются особыми пропусками;

• беженцев, не имеющих в Самаре пристанища, направлять в Дом ожидания (приемник) Востбазэвака возле Дунаевского завода для санитарного надзора;

• всех военнослужащих надо подвергать санитарной обработке;

• железнодорожная милиция должна строго следить за выполнением приказа;

• начальнику боевого эпидотряда снаряжать ежедневно по 3 смены суточного дежурства на вокзале, по два сотрудника отряда [366] РГАСО. Ф-2871. Оп. 1. Д. 20. Л. 10. .

Эпидчека в 1921 г. приказал выселить из вокзальных помещений посторонних лиц [367] Там же. Л. 16. . Проблема только была в том, что идти бедолагам было совершенно некуда. И вообще эти меры было невозможно осуществить.

Именно в 1921 г., в мае, на вокзале в Самаре застрял Сергей Александрович Есенин. С. Есенин и его спутники ехали в специальном вагоне 1-го класса, который был довольно комфортабельным: когда-то он был в распоряжении главы христианской церкви Грузии. С. Есенин в письме А. Б. Мариенгофу сообщал о своем не очень радостном пребывании в Самаре. Жаловался на дороговизну и плохое обеспечение продуктами питания: «Милый Толя! Привет тебе и целование. Сейчас сижу в вагоне и ровно третий день смотрю из окна на проклятую Самару и не пойму никак, действительно ли я ощущаю все это или читаю „Мертвые души“ с „Ревизором“… Лева сидит хмурый и спрашивает меня чуть ли не по пяти раз в день о том, съел бы я сейчас тарелку борща малороссийского?» Поезд Есенина застрял в Самаре на 10 дней. В это время Есенин работал над поэмой «Пугачев». Во время прогулок около вокзала он увидел стенгазету с критикой его поэзии, встретился с ее авторами и даже выступил на литературном вечере в Клубе железнодорожников [368] Сергей Есенин в Самаре. URL: https://samsud.ru/blogs/hroniki-sama-rochki . .

Где-то по пути к Самаре Есенин увидел необычного вида ольху. В поэме ольха была представлена как символ — вестник надвигающейся беды, которая ожидает взбунтовавшихся казаков в недалеком будущем. Об этом дереве-символе в «Пугачеве» казак Шагаев взволнованно рассказывает своим друзьям:

Некоторые исследователи считают, что ольха как символ неминуемой беды соотносится не только с эпохой крестьянского восстания Пугачева. Он напоминал читателям о современном бедственном состоянии России после революции и Гражданской войны. Эйфория полной свободы и райского благоденствия, которая проявлялась в первые дни после революции, давно сменилась разочарованием из-за неисполнимости мечтаний. Нищета и разруха бросалась в глаза повсеместно, а Есенин сел в поезд через Самару в Бухару после того, как пробыл под арестом несколько дней в Москве… Аллегории, видимо, на тот момент казались поэту благоразумнее. «Вот так сутки, другие, третьи, четвертые, пятые, шестые едем, едем, а оглянешься в окно, как заколдованное место — проклятая Самара», — писал С. Есенин в Москву [369] Сергей Есенин в Самаре. URL: https://samsud.ru/blogs/hroniki-sama-rochki . .

С усилением эпидемии вокзальные помещения превращаются в настоящий ад. Периодически издавались приказы провести дезинсекцию и санобработку вокзальных помещений и контингента: «в двухдневный срок отобрать из числа пассажиров, ожидающих отправки в коридорах… в первую очередь женщин с детьми и командированных с ответственными поручениями в общей сложности до 100 человек, и провести их через Чанобработку в поезде бане № 1 с обязательной дезинфекцией платья и постельных принадлежностей и разместить их в свободном помещении зала бывшего 1-го класса» [370] РГАСО. Ф-2871. Оп. 1. Д. 20. Л. 48. . На самом деле, задача была практически невыполнимая, так как станция была крупной, поездов проходило очень много, людской поток был огромным, а бойцов — лишь несколько.

Уже весной — летом 1921 г. на станции Самара санитары не успевают убирать умерших, а заболевших так много, что перевезти их нет никакой возможности, так как все лазареты и эвакопункты переполнены [371] Там же. Д. 15. Л. 2. . В вокзале и втором здании образовалась огромная пробка из больных, разгружаемая единицами и увеличивающаяся в геометрической прогрессии. «Вокзал превращается в могильную яму», ежедневно выносится по 10–12 трупов. Бойцы просят помощи [372] Там же. Л. 39. .

Только вот ждать ее неоткуда.

Рапорт 13 декабря 1921 г.: «Настоящим довожу до сведения, что во время моего дежурства было собрано 22 трупа, и еще доношу, что на кладбище нет могильщиков, и трупы не убираются, потому что на кладбище нет ям и трупы растаскивают собаки, так что трупов полная мертвецкая» [373] Там же. Л. 5. .

И это только начало.