Татьяна Лабутина - Англичане в допетровской России

Сторонник версии насильственной смерти Грозного современный историк А. Б. Соколов отмечал: «Разумеется, недовольство деспотическим правлением Ивана Грозного зрело давно: в обстановке террора никто из приближенных ко двору не мог быть спокоен за свою жизнь, страна опустошена войнами и опричниной, обезлюдели многие города, крестьянство накануне полного закрепощения было близко к взрыву борьбы. И все же именно английские дела, политическая борьба вокруг посольства Боуса, временный успех посла могли стать непосредственным поводом для заговора» [111] Соколов А. Б . Навстречу друг другу. Россия и Англия в XVI–XVIII вв. Ярославль, 1992. С. 54. . Так стремление Грозного породниться с королевским домом Англии завершилось трагедией для самого русского царя.

Когда Боус явился ко двору, Андрей Щелкалов встретил его словами: «Ваш английский царь умер!», после чего приставил к послу охрану. Дом Боуса оцепили, и более двух месяцев посла содержали под стражей. «Со мной так неимоверно обращались, — вспоминал позднее посланник, — что если кому из моих слуг… случалось выглянуть в одно из окон, караульные, приставленные ко мне, закидывали их комьями грязи и того, что лежит на улицах» [112] Грамоты, собранные, переписанные и изданные Ю. Толстым. Указ. соч. С. 238. . Боус «дрожал, ежечасно ожидая смерти и конфискации имущества… Он был лишен всего того изобилия, которое ему досталось ранее». Бояре не уставали ругать Боуса, восклицая, что он «достоин смерти» [113] Горсей Дж . С. 87. . Впоследствии Боус изложил свои жалобы в письме королеве самым подробным образом. Он писал, что после приезда в Москву оставался пять недель, прежде чем царь обратил на него «какое-либо внимание». Все это время посланник и его сопровождавшие лица «жили на счет Ее Величества». «В конце пяти недель приехал ко мне от царя дворянин: он был клеврет канцлера Щелкалова… он вел себя чрезвычайно надменно и обходился со мной весьма дурно… Этот человек был моим проводником при плавании… по рекам. Все это время он меня кормил весьма дурными припасами» и предпринимал попытки утопить лодку, в которой посланник помещался. Царь «хотел также заставить всех моих слуг сесть обедать за одним столом со мною; когда я решительно воспротивился этому и отказался обедать на таких условиях, то он приказал посадить за стол ничтожных дворян…Однажды, между прочими речами, сказал мне: «Я не считаю твою государыню королевну за равную мне: есть государи лучше ее, есть и хуже». — Когда я ответил на это как, по моему мнению, следовало, он в исступлении отвечал мне, что велит меня выкинуть за дверь и велел идти домой».

Особенно возмущался Боус поведением ближайших советников царя А. Щелкалова и Н. Романова. «Щелкалов, предполагая, что я не пользовался всем полномочием, которым я был облечен по моему наказу, сказал, что меня стоит высечь», — продолжал свою исповедь посланник. — «Никита Романов и он были на стороне голландцев и, следовательно, враждебны как посольству Ее Величества, так и всем добрым намерениям их государя в отношении к нашему народу. Они следующим обидным образом выразились обо мне моему толмачу: один сказал, что я собираю объедки своей кухни и отпускаемые мне кормовые деньги, чтобы везти их с собою в Англию, а другой прибавил, что я хочу нажиться шкурами отпускаемых мне от царя баранов» [114] Грамоты, собранные, переписанные и изданные Ю. Толстым. Указ. соч. С. 236–239. .

Примечательно, что и встретившись с новым царем — сыном Ивана Грозного Феодором, посланник повел себя довольно странно. «Когда я пришел пред очи царя, он сказал мне очень короткую речь, смысл ее был почти таков: что он желает такого же союза дружбы с Ее Величеством, каков был у его отца и что он предлагает мне ко времени моего отправления грамоту для вручения Ее Величеству», — вспоминал посланник, а далее утверждал: «Я знал, что в грамоте не содержалось ничего важного и не жаловалось ничего из предметов, для которых я приехал; поэтому я отказался от нее. Но как они настоятельно требовали, чтобы я ее взял и как я опасался их поступков в случае, если я буду продолжать от нее отказываться, я согласился ее принять пока не найду более удобного случая от нее избавиться» [115] Там же. С. 240. . Остается неясным, каким образом содержание царской грамоты стало известно английскому посланнику, и почему он так упорно стремился от нее избавиться? Как бы то ни было, наконец, благодаря заступничеству Бориса Годунова, посол был отпущен на родину. Горсей помог своему соотечественнику быстро собраться, изыскав средства «достать ему тридцать телег для его багажа и слуг, и как можно больше прогонных лошадей».

Покидая Москву, Боус не переставал возмущаться оказанным ему приемом. По распоряжению Никиты Романова и Андрея Щелкалова, которые, сетовал посланник, «считали себя царями, мне, в оскорбление, были возвращены дары, которые я дал покойному царю: только из них недоставало лука-самострела. Эти вещи были мне присланы с каким-то жалким подьячим и другими — полагаю скоморохами… А вместо самострела, про который подьячим сказано, что он взят царем, мне прислали три сорока шкур: называли их соболями, но Бог знает, что это была за дрянь. Гнушаюсь тем, что мне возвращены мои подарки. В десять раз более гнушаюсь предложением такого подарка посланнику королевны Английской — хоть бы и мне — а потому возвращаю его тем двум дрянным царям, которые его прислали». Разгневанный посланник полагал, что царь Феодор «найдет благоразумным приказать срубить им (его обидчикам) головы с плеч» [116] Там же. С. 229–230. .

Что же так взволновало правящую элиту Московского государства? Чем особенно провинился перед ней английский посланник? Своей несговорчивостью, требованиями новых преференций для купечества? Ходатайством о новой «заморской партии» для царя? Но ведь он, напротив, делал все, чтобы отвратить московского государя от подобной затеи! Нам представляется, что Боус сам стал объектом гнева придворной русской элиты как представитель той нации, к которой питал симпатии Грозный. Ведь не случайно, Андрей Щелкалов окрестил Ивана «английским царем». Особые отношения царя с английским двором давали повод приближенным обвинять его в «западничестве».

Известный историк М. А. Алпатов отмечал: «западничеством» Грозный заметно превосходил свое боярское окружение», являясь сторонником «западного варианта» внешней политики России — прокладывая дорогу на Запад через Балтику [117] Алпатов М. А . Русская историческая мысль и Западная Европа… Указ. соч. С. 206. . В чем же конкретно проявлялось «западничество» Ивана Грозного?