Елена Рыдзевская - Древняя Русь и Скандинавия в IX–XIV вв.

Работы, опубликованные в 30-х — начале 40-х годов, свидетельствуют о широком круге интересов исследовательницы.

Некоторые статьи были написаны как отклик на работы В. А. Брима. Рассматривая вопрос о происхождении слова «колбяг», Рыдзевская на основе собранного топонимического материала пришла к выводу, что колбягами назывались водь, вожане [4] Рыдзевская Е. А. Несколько замечаний по поводу статьи В. А. Брима «Колбяги». — «Доклады Академии наук СССР. Серия В». Л., 1930, № 8, с. 137–142. . В других работах первой половины 30-х годов она продолжила исследования Брима о взаимоотношении древнерусского и древнескандинавского эпоса. Сравнивая древнерусские предания с аналогичными сюжетами в скандинавских сагах, Рыдзевская показала их независимый друг от друга характер [5] Rydzevski Н. Die dänische Huno-Sage und eine Episode aus der altrussischen Chronik. — «Acta Philologica Scandinavica», 1930–1931, V. aarg., 1. h., s. 34–40; Рыдзевская E. А. К летописному сказанию о походе Руси на Царьград в 907 г. — ИАН, VII серия, ООН, Л., 1932, № 6, с. 471–479. .

Выводы Рыдзевской объективно были направлены против широко распространенного в буржуазной историографии взгляда, согласно которому любое совпадение в русском и скандинавском эпосе, да и не только эпосе, объяснялось норманским влиянием. Она никогда не отрицала следов пребывания скандинавов на Руси, но их следовало тщательно изучить не по догадкам и аналогиям, а на основе тщательного исторического, филологического и лингвистического анализа. Этого принципа Рыдзевская придерживалась во всей своей научной деятельности.

Интерес представляет статья Рыдзевской об одном из смоленских «передних мужей» по прозвищу Водмол, упоминаемом под 1216 г. в новгородском летописании [6] Rydzevshaja Е . Ein skandinavischer Beiname in einer russischen Chronik. — «Zeitschrift für slavische Philologie», Leipzig, 1931, Bd. VIII, S. 102–108. .

Работы, вышедшие в 1934–1935 гг., очень разноплановы и не равны по своему значению в научном наследии Рыдзевской. Здесь и библиографический обзор шведского «Исторического журнала», и изучение проекта договора Новгорода с Любеком и Готландом [7] Рыдзевская E. А . Библиографическая заметка о современной шведской исторической литературе (но «Historisk Tidskrift» с 1925 по 1933 г.). — В кн.: Исторический сборник, т. III. Л., 1934, с. 371–385; она же . Новый список проекта договора Новгорода с Любеком и Готландом 1269 г. — «Проблемы истории докапиталистических обществ». М.—Л., 1935, № 5–6, с. 118–127. . Второе исследование было составной частью большой работы над текстами и переводами договоров Новгорода и Пскова с городами и государствами Северной Европы и Германии [8] Эти тексты и переводы изданы в кн.: Грамоты Великого Новгорода и Пскова. Под ред. С. Н. Валка. М.—Л., 1949. .

В статье, посвященной топонимике как источнику для изучения роли норманнов на Руси, Рыдзевская вступила в дискуссию с крупнейшими зарубежными филологами Р. Экбломом и М. Фасмером по поводу этимологии древнерусской ономастики, относимой этими исследователями безоговорочно к скандинавам, и ее интерпретации [9] Рыдзевская Е. А . К варяжскому вопросу (Местные названия скандинавского происхождения в связи с вопросом о варягах на Руси), ч. 1.— ИАН, VII серия, ООН, Л., 1934, № 7, с. 485–532; ч. 2.— Там же, 1934, № 8, с. 609–630. . И в этом исследовании она пришла к выводу, который стал рефреном в ее творчестве: «Прежние историки, занимавшиеся варяжской проблемой, преувеличивали значение прямого заимствования, между тем как во многих случаях можно ставить вопрос о явлениях параллельного стадиального развития. Отнюдь не отрицая целиком возможности заимствования, например, отдельных слов и терминов и засвидетельствованного ими культурного общения, приходится тем не менее относиться строго критически к той исторической схеме, согласно которой все, что имеется сходного, будь то в области права или в какой-нибудь иной, принесено на Русь извне норманнами как основателями русского государства» [10] Рыдзевская Е. А . К варяжскому вопросу, ч. 2, с. 626. . Это замечание относилось автором не только к буржуазным исследователям, но и к такому крупному историку-марксисту, как М. Н. Покровский.

Изучение топонимических данных как источника по истории Древней Руси Рыдзевская продолжила в работе, посвященной древнерусскому социальному термину «смерд» [11] Рыдзевская Е. А . Слово «смерд» в топонимике. — «Проблемы источниковедения», М.—Л., 1936, сб. II, с. 5–16. .

Известиям о Руси в скандинавских сагах посвящена работа Рыдзевской, опубликованная в 1935 г. Ее основной темой было изучение легенды саги об Олаве Трюггвасоне о крещении последним киевского князя Владимира Святославича [12] Рыдзевская Е. А. Легенда о князе Владимире в саге об Олафе Трюггвасоне. — «Труды Отдела древнерусской литературы Института русской литературы Академии наук СССР», М.—Л., 1935, т. II, с. 5–20. . К этому сюжету до нее обращался А. И. Лященко [13] Лященко А. Сага про Олафа Тріггвасона и літописне оповідання про Ольгу. — «Украіна», Киев, 1926, кн. 4, с. 3–23. , однако метод, каким он получил в принципе верный вывод о фантастичности предания, равно как и определение хронологии саги, ее не удовлетворили.

В этой работе Рыдзевская сформулировала новый принцип в исследовании «Россики» скандинавских саг, что явилось развитием мысли ее учителя, Ф. А. Брауна, о существенных особенностях различных групп источников (рунические надписи, саги, латинские источники) и их отношении к различным слоям социальной и культурной среды в Скандинавии «в смысле своего возникновения, распространения и представляемого ими интереса». Рыдзевская писала: «С этой точки зрения Rossica древнесеверных саг отнюдь не однородна, а простого хронологического распределения и приурочения ее недостаточно. Для всесторонней оценки ее значения как одного из источников по так называемому начальному периоду русской истории одной из очередных задач мне представляется попытка наметить в ее составе определенные комплексы преданий в зависимости от места, занимаемого ими в древнесеверной письменности и в кругу отражаемых ею жизненных и литературных интересов» [14] Рыдзевская Е. А . Легенда о князе Владимире, с. 6. . К сожалению, исследовательница смогла изучить в сагах только один комплекс византийско-русско-скандинавских отношений, связанный с крещением Руси. Позднее ею были выполнены тематические подборки известий саг по различным сюжетам из русской истории, но они не были развернуты в комплексные исследования.