Джеймс Хайнцен - Искусство взятки. Коррупция при Сталине, 1943–1953 [litres]

Второе звено пищевой цепочки, подношения, также наблюдалось во всей красе в рядах московской автоинспекции. В верхах организации начальник Московской ГАИ Максимов требовал «подарков» от подчиненных, если те хотели сохранить работу. Следствие выяснило, что инспекторы действительно заваливали его презентами. Главный инспектор Ленинского района два-три раза в неделю снабжал начальника овощами и ягодами; инспектор Дугин носил ему молоко и овощи; другой «кормил» его свининой; инспектор Волченков привозил ему на квартиру картошку и другие овощи. Один инспектор починил боссу костюм; другие купили радиоприемник и приобретали билеты в театр; еще один три дня делал в его квартире ремонт 26. В докладе ГАИ характеризуется как классическая

пищевая цепочка, которую прекрасно распознали бы большинство бюрократов (и их подчиненных) в XIX в. Следователи упрощенно винили одного Максимова как начальника Московской ГАИ, не выделяя системные стимулы и давление, заставлявшие водителей предлагать взятки, инспекторов – принимать их, а нижестоящих сотрудников – передавать «откаты» вышестоящим по служебной лестнице.

Одна из разновидностей взяточничества, превалировавших в тот период, характерна для судей, которые противоправно взимали плату за незаконное вмешательство в гражданские дела. Как показано в предыдущей главе, судьи имели возможность выдавать документы, удостоверяющие личность, разрешать жилищные споры, освобождать людей от уплаты налогов, рассматривать другие гражданские иски. Некоторые брали деньги за выполнение или ускорение выполнения этих задач. Одна из сторон могла заплатить судье за решение в свою пользу в деле о разводе, жилищном вопросе или споре с соседями. В других случаях судьи выдавали важные документы и разрешения, касающиеся работы, проживания или социальных льгот.

Однако, если посмотреть, какого типа дела о взяточничестве расследовались, видно, что наиболее прибыльные возможности чаще всего предоставляли судебным работникам уголовные дела. В советских государственных и партийных архивах зафиксировано множество случаев, когда юристы за деньги или подарки оказывали противозаконную помощь в делах, связанных с хищением государственной собственности, «спекуляцией», злоупотреблением служебным положением и нарушениями суровых законов о труде.

Конечно, дела военного времени с участием судей отражают отчаяние населения. Но вместе с тем они свидетельствуют об изобретательности отдельных фигурантов 27. В конце 1944 г., когда еще шла война, в Коминтерновском и Сокольническом районах Москвы на рассмотрение суда попала примечательная серия дел. Прокуроры обвиняли нескольких судей в получении взяток за мягкие приговоры и решения. С начала 1943 г. работники молокозавода, арестованные за воровство, давали судьям взятки, в том числе одежду и тысячи рублей, за оправдательные вердикты. В одном случае судья принял от обвиняемого отрез шерстяной ткани и женские туфли. В сентябре 1944 г. работники бани № 4 Коминтерновского района были арестованы за кражу и нелегальную перепродажу мыла. Директор бани связался с уборщицей в суде, которая и выступала посредницей между персоналом бани и судьей. Через уборщицу обвиняемые заплатили последнему 6 тыс. руб. за легкие приговоры; все они получили по году исправительных работ вместо обычных двух лет. Правда, одну осужденную банщицу и смягченный приговор не устроил. Она обратилась к той же уборщице и договорилась о новом сокращении срока – до шести месяцев 28.

Как правило, роль посредников исполняли канцелярские работники, использовавшие свое потенциально выгодное положение «привратников» между судьей и общественностью. Служившая секретарем в военном трибунале Москвы О. В. Спримон имела доступ как к материалам дел, так и к официальной печати трибунала. Она регулярно фабриковала и отправляла в лагеря и колонии Гулага фальшивые копии решений трибунала о смягчении приговоров. С июня 1943 г. до конца 1944 г., по словам сотрудника Министерства юстиции, Спримон устроила освобождение из заключения 11 чел. 29За такие услуги она брала плату и с самих осужденных, и с их родственников. Платили ей часто наличными, но она также принимала и продукты, и мануфактуру, и ценности. За 18 месяцев, согласно данным следствия, Спримон получила взятки по меньшей мере на сумму 200 тыс. руб.

Взяточничество в связи с мелкими преступлениями в военное время имело место и в сельских судах. Судье А. Н. Стариковой, члену партии, окончившей всего шесть классов школы, было 24 года в марте 1944 г., когда она стала судьей народного суда Завьяловского района Удмуртской АССР, одной из тех женщин, которых срочно назначали судьями, заполняя вакансии, освободившиеся после ухода мужчин на фронт 30. Согласно докладу Министерства юстиции, она регулярно принимала персональную плату от людей, просивших о снисхождении, иногда наличными, иногда натурой. В 1944 г. она позволила осужденному спекулянту избежать заключения за 1 500 руб. и 20 яиц. За 1 100 руб. и вожделенные наручные часы судья Старикова приговорила двух женщин, осужденных за мелкое хищение госсобственности, к исправительному труду по месту работы, а не в лагере. Получив 16 кг баранины и 3 кг сала, она избавила от лагерей некоего Чукавина, назначив ему условный срок за нарушение постановления о трудовой дисциплине от 26 июня 1940 г. 31Всевозможные торговцы черного рынка, мелкие воришки, прогульщики – классические мишени сталинских репрессий – находили путь в сельский суд Стариковой и общий язык с судьей, договариваясь о смягчении приговоров.

На суды из года в год оказывали сильный нажим, требуя суровых обвинительных приговоров. В августе 1949 г. заместитель министра юстиции П. А. Кудрявцев бранил судей за недостаточно серьезное отношение к указу от 4 июня о хищении государственного имущества. До сих пор, заявлял он, слишком многие судьи ведут себя чересчур «либерально», предпочитая назначать наказания за хищение госсобственности и другие «серьезные преступления» по минимуму, а не по максимуму 32. Некоторые, по его словам, даже безосновательно оправдывали расхитителей, несмотря на то что «главная работа всех судебных органов – борьба с хищениями». Кудрявцев упрекал судей в том, что многие из них неправомерно проводят различие между преступлениями против госсобственности и политическими преступлениями. «Почему-то, – саркастически замечал он, – когда в военном трибунале рассматривается дело о контрреволюционном преступлении, то у судьи рука не дрожит, когда он определяет такую меру, как лишение свободы на 25 лет, а когда разрешается дело о ворах и жуликах, тоже врагах народа, то судья прибегает к минимальной санкции и сила закона полностью не применяется» 33. Политические власти добивались максимальных приговоров, настаивая, чтобы судьи не проявляли снисходительности к обвиняемым только потому, что их преступления не носили контрреволюционного характера 34.