Татьяна Тимофеева - Семейная история. Книга 1

П. И. Прокопьев в своей книге детально описывает солнечный мартовский день, когда состоялось собрание по вступлению в колхоз «Организатор» в селе Баженово. После бурного собрания и ответов на вопросы в этот день в колхоз было записано более ста человек, среди них был родственник Ефросиньи Зубовой Михаил Моисеев, будущий председатель колхоза в 1930-е годы [298] Прокопьев П. И. Стоит Баженово родное 250 лет. С. 24, 25, 173. . В Черноозерье события разворачивались по тому же сценарию: собрание – запись – обобществление имущества – репрессии. В Архиве Управления ФСБ по Омской области сохранилась в ряду тысяч других тоненькая папка уголовного дела № 1017 по обвинению Фёдорова Е. И., Зубова П. М., Горбунова П. С., Никитина И. Д., Комарова В. И. в «антисоветской агитации». Всего несколько рукописных документов, касающихся ареста, единственного допроса, обвинения и приговора Петру Михайловичу потрясают как свидетельства того страшного времени. После постановления о задержании, протокола обыска хозяйства Зубовых и постановления о предъявлении обвинения следуют протокол допроса, постановление об избрании меры пресечения, справка о лишении избирательных прав и – выписка из протокола № 128 заседания «суда», Особой Тройки ГПУ, от 19 апреля 1930 года. И это всё.

14 февраля 1930 года оперуполномоченный ОГПУ [299] ОГПУ при СНК СССР – Объединённое государственное политическое управление при Совете народных комиссаров СССР, образовано в 1923 году. , «рассмотрев материал о контрреволюционной группировке», то есть донос, и, «принимая во внимание, что добытыми материалами в контрреволюционной деятельности на селе в достаточной степени изобличаются» указанные крестьяне, в том числе Пётр Зубов, постановил их «подвергнуть немедленному задержанию» [300] Архив Управления ФСБ России по Омской области. Уголовное дело № 1017. 1930. С. 10. . Далее в протоколе обыска от того же дня чёрным по белому записано: «Ничего предосудительного не обнаружено» [301] Там же. С. 12. . Тем не менее, дом, амбары и скот были конфискованы, вернее, «обобществлены» в колхозе. Той же датой, 14 февраля, датировано постановление о предъявлении обвинения в организации «контрреволюционной группировки» и «агитации, направленной к срыву мероприятий соввласти и экономическому подрыву страны» [302] Там же. С. 18. всем задержанным. Под ним значится собственноручная подпись Петра Зубова. И 14-го же февраля, в тот же день (!) был проведён единственный допрос беспартийного хлебопашца с низшим образованием, ранее не судимого П. М. Зубова. Рукой работника ОГПУ в нём записано буквально следующее (орфография и пунктуация подлинника сохранены): «Я Зубов живу все время сдесь и занимаюсь крестьянством: до войны 1914 года было хозяйство: дом, коров до 7, лошадей 4, посева было до 8 десятин. В 1929 году было: дом, 2 р. [рабочих] лошади, коров 7, машина-жнейка, посева 6 десятин. Имел батрака, за что и лешён права голоса. Виновным себя в контрреволюционной деятельности не признаю и поясняю, что агитацией среди крестьян против соввласти никогда не занимался, против соввласти и ее мероприятий не агитировал, против хлебозаготовок тоже не выступал и неговорил, что соввласть дерёт с нас шкуру и что против её нужно действовать, против коллективизации так-же не агитировал и никогда атдельным работникам проводимым в жизнь мероприятия соввласти – не угрожал и вообще ни каких выпадов против соввласти не учинял. На собрании я только говорил, что я сам не могу быть в коллективе, т. к. больной. Больше добавить ничего немогу, к сему и подписуюсь» – и несколько неровных букв: Зубов П. [303] Там же. С. 19, 19 об.

Сразу после этого протокола следует постановление об избрании меры пресечения от 14-го же февраля – содержание под стражей, так как уже перешедший в статус обвиняемого П. М. Зубов «является лицом социально опасным» [304] Там же. С. 33. . Более со стороны «соввласти» не последовало никаких действий вплоть до короткой выписки из протокола № 128 заседания Особой Тройки ГПУ, от 19 апреля 1930 года о решении дела № 6932 в отношении обвинения Зубова Петра Михайловича и др. по статье 58–10 УК: «…заключить в концлагерь сроком на ПЯТЬ лет каждого, считая с 14/II-30 г., имущество конфисковать» [305] Там же. С. 68. . Семья с детьми осталась без кормильца, без скотины, без земли, единственным источником полуголодного существования стала работа в колхозе за трудодни.

Конечно, эта беда обрушилась на Петра Зубова и его односельчан не совсем уж внезапно. Вся политика советской власти и до 1929-30 годов была направлена против преуспевавших «собственников-эксплуататоров». Люди пытались если не отвратить беду, то вывести из-под неё своих близких, в том числе крайними мерами. Где-то в начале второй половины 1920-х годов Пётр и Ефросинья развелись, что раньше на селе казалось бы немыслимым. Впрочем, отношения между официально бывшими супругами не прекращались, однако родившаяся в 1928 году дочь Зоя [306] Мать С. А. и Е. А. Никифоровых. Свидетельство о рождении Зои было получено только в 1945 году, перед окончанием средней школы. Есть сомнения, что в нём правильно указана дата её рождения. [64] была записана под девичьей фамилией матери, Моисеевой. А в тот страшный день, 14 февраля 1930 года, когда увели Петра, Ефросинья ещё не знала, что она вновь ждёт ребёнка. 8 ноября 1930 года на свет появился младший сын Зубовых, Александр [76] – и то ли от отчаяния, то ли для поддержки оторванного от семьи отца его всё-таки записали под фамилией Зубов.

Ефросинья Ильинична не только не порывала отношений с мужем, но и ездила на свидание с ним в заключении один или два раза. Пётр Зубов, по семейным преданиям, строил Беломорканал, но в Книге памяти жертв сталинских репрессий в Омской области записано, что его направили в СибУЛОН Иркутской области [307] http://lists.memo.ru/d13/f426.htm и https://nekropole.info/ru/Petr-Zubov-1893 . . Через пять лет он вернулся в родное село, где росли его дети. Но в 1937 году с ним опять случилось несчастье: его сын А. П. Зубов утверждает, что отца забрали во второй раз в тюрьму. Материалов следственного дела и вообще каких-либо подтверждений этому найти не удалось. Но до 1941 года П. М. Зубов находился в психоневрологической лечебнице в Омске. Вряд ли условия содержания в этой больнице сильно отличалась от лагерей ГУЛАГа. Невестка П. М. Зубова Ульяна Антоновна[75] вспоминает, что он всегда боялся высокого серого забора и домов с маленькими окошками, панически повторял: «Больница, дом такой, не надо». Может быть, его действительно арестовали во второй раз, и после первого заключения его психика не выдержала нового удара. До конца жизни Пётр Михайлович, по воспоминаниям родных, был не то чтобы болен психически, но «не в себе». Он сторонился людей, жил один в землянке в Черноозерье, однако приходил к семье помогать по хозяйству. Часто смотрел в одну точку и не реагировал на обращения к нему, всё время стремился к одиночеству. Сломанная жизнь так и не вернулась в прежнее русло. Доживал он свой век, как и Ефросинья Ильинична, в семье старшего сына Василия, на руках его удивительно доброй и милой жены Ульяны оба и умерли. Пётр Михайлович в связи с отсутствием состава преступления был реабилитирован 25 апреля 1989 года Прокуратурой Омской области на основании Указа Президиума Верховного Совета СССР.