Виктор Таки - Россия на Дунае. Империя, элиты и политика реформ в Молдавии и Валахии, 1812—1834 [litres]

После того как Александр I согласился на предложение Гавриила создать комиссию, экзарх прислал Сперанскому еще одну записку, в которой отмечал необходимость так организовать внутреннее управление княжеств, чтобы оно, «сохраняя елико возможно местные права, преимущества и обыкновения жителей, мало по малу стесняло (бы) более их связь с Россией». Такая формула «обнаруживала бы соседним христианским народам, под скипетром великого султана остающимся, благотворные действия мудрых предписаний Государя Императора» [213] См. записку, приложенную к письму Гавриила Сперанскому от 6 марта 1812 г.: Там же. С. 240. . Конкретные предложения Гавриила включали назначение в уездную администрацию российских чиновников наряду с местными представителями для предотвращения злоупотреблений со стороны последних. Та же формула предлагалась в отношении судов, которые должны были включать равное количество местных и российских чиновников, с тем, однако, чтобы решающее слово в случае разделения мнений принадлежало российскому генерал-губернатору. Молдовлахийской комиссии необходимо было также определить твердые и неизмененные правила для сбора налогов и ведения учета государственных доходов и расходов. Комиссия должна была также принять меры, способствующие росту населения, развитию ремесел и улучшению общего благосостояния [214] Там же. С. 246. . Всей этой политике следовало бы исходить напрямую от российского императора «для произведения большего впечатления и вящего успеха в народе, совершенно азиатском» [215] Там же. С. 245. .

В своих предложениях Гавриил исходил из того, что Молдавия и Валахия станут частью Российской империи по заключении мира. Уступка княжеств России действительно была одним из требований, с которым российские главнокомандующие Каменский и Кутузов начинали мирные переговоры с Османами в 1811 году. Однако упорство Порты и надвигающаяся война с Наполеоном заставили Кутузова постепенно сократить российские требования и согласиться в конце концов на установление новой границы по Пруту и Дунаю, что оставляло Валахию и большую часть Молдавии под османским контролем [216] О мирных переговорах см.: Кассо Л. А. Россия на Дунае и образование Бессарабской области. СПб.: Тип. Министерства просвещения, 1913. С. 89–145; Jarkuțchi I., Mischevca V. Pacea de la Bucureşti (Din istoria diplomatică a închererii tratatului de pace ruso-turc de la 16 (28) mai 1812). Chişinău: Editura știinţifică, 1992; Goşu A. Rusia la Dunăre de jos. Pacea de la Bucureşti (Mai 1812) // Studii şi materiale de istorie modernă. 1996. Vol. 10. C. 19–96. . После того как российские войска оставили княжества летом 1812 года, Гавриил перебрался в Бессарабию, где активно содействовал российским властям в организации управления на новоприобретенной территории. Записки, которые он представил Сперанскому, таким образом, не имели практических последствий. Значимость этих записок определяется содержавшимся в них более или менее систематическим планом преобразований молдавских и валашских институтов, которые в последующий период будут все более заботить российских дипломатов.

Председательство российских сенаторов в диванах Молдавии и Валахии представляло собой парадоксальную смесь реформ и коррупции, чье негативное воздействие на местное население было хорошо передано российским дипломатом Антоном Антоновичем Фонтоном. С одной стороны, писал Фонтон, «большинство бояр желают возвратиться под османское управление. Этому не следует удивляться, ибо им известно, что под российскою державою им нельзя уже будет обогащаться хищничеством». С другой стороны, невиданное угнетение, которому были подвергнуты местные жители, сильно подорвало их симпатии к России и их желание оставаться под российским управлением. Согласно Фонтону, народ не только желал ухода российских войск, но «даже и возвращения прежнего порядка вещей, потому что никогда во время господарей не обременен он был такими налогами как ныне» [217] Цит. по: Дубровин . Князь П. И. Багратион. С. 246–247. .

Несмотря на преимущественно негативные результаты, российская оккупация княжеств в 1806–1812 годах стала важной вехой в отношениях России с молдавскими и валашскими элитами. С одной стороны, российские военные, гражданские и церковные деятели начали осознавать необходимость институциональных реформ в княжествах и даже предприняли первые попытки сформулировать план этих преобразований. Главы временной российской администрации впервые попытались рационализировать местные институты. Тем самым они открыли новый период в истории российской политики в отношении Молдавии и Валахии, во время которого реформы стали способом расширения российского протектората над ними, а также своеобразным ответом на возникающие здесь перед Россией вызовы. Другими словами, реформы стали способом осуществления имперского влияния. Как будет показано далее, отдельные представители боярства отозвались на реформаторскую риторику, увидев в ней способ отграничения власти господарей и консолидирования своих социальных преимуществ. Несмотря на то что политический дискурс боярства строился вокруг восстановления исторических привилегий Молдавии и Валахии, попранных фанариотами, растущее число политически сознательных бояр видело в реформах средство достижения своих целей.

В результате реформы превратились в важное измерение политического диалога между Российской империей и элитами княжеств наряду с единоверием, что оказало противоречивое воздействие на российские позиции в княжествах. Как держава-покровительница Россия продолжила оставаться главным адресатом боярских петиций и проектов на протяжении первых десятилетий XIX века. В то же время начало возрастать количество обращений молдавских и валашских бояр к другим великим державам [218] Согласно подсчетам Влада Джорджеску, бояре адресовали России 24 петиции в 1769–1800 гг. и 18 петиций в 1800–1820 гг. Количество петиций, адресованных ими Франции в тот же период, возросло с 0 до 5. Количество боярских петиций, адресованных Австрии, возросло с 4 до 5 и осталось неизменным для Османской империи: в последние три десятилетия XVIII в. бояре адресовали Порте 4 петиции и такое же количество в первые два десятилетия XIX столетия. См.: Georgescu V. Istoria ideilor politice românești. Munchen: Jon Dumitru Verlag, 1987. P. viii. . В отличие от православной риторики, составлявшей эксклюзивную форму коммуникации между Россией и княжествами, реформаторский дискурс был более универсальным и потенциально открытым для участия в нем не только России, но и других соседних и далеких империй. Тем не менее на протяжении двух десятилетий, последовавших за Бухарестским миром, российские дипломаты и военные сохраняли преобладающие позиции в дискурсивном пространстве реформ в Молдавии и Валахии.