Нил Прайс - История викингов. Дети Ясеня и Вяза

Одни и те же даты – примерно середина VIII века, 750 год или около того – снова и снова всплывают во всех обсуждениях. До нападения на Линдисфарн оставалось 40 лет. Именно тогда, по примеру датского Рибе, в Швеции была основана Бирка. Именно тогда была заложена Ладога, за которой открывались восточные речные пути. В это же время норвежские морские конунги усилили хватку на побережье и постепенно начали расширять свои владения на запад. И еще это дата похода на Салме. Экономика, политика и агрессивные морские походы как способ их расширения в совокупности создавали по-настоящему взрывоопасную смесь.

Последняя составляющая набегов викингов во многих отношениях наиболее очевидна: это люди, которые в них участвовали. В этот период концепция личности получила признание и заняла важное место в жизни общества – в поэзии, обрядах, нравственных кодексах и рунических эпитафиях, – и решающее значение приобрела личная инициатива. И теперь мы обратимся к ним.

Всего одна успешная разбойная экспедиция, для которой даже не обязательно было уезжать из дома больше чем на три недели, могла радикально изменить жизнь человека (и, конечно, оборвать жизни многих других людей). Люди, получавшие от набегов непосредственную выгоду, принадлежали к разным социальным классам, и их приобретения и приоритеты соответственно различались. Однако набеги держались не только на авантюризме и личной жадности, удачно совпавших с чьими-то более масштабными планами. Подобное предприятие, так или иначе, требовало подготовки и руководства.

На этом следует остановиться отдельно, поскольку это важный момент: мы должны отказаться от мысли, будто викингов толкала в набеги спонтанность, якобы обусловленная особенностями их «характера». Любые подобные акции требуют тщательного планирования ресурсов, продуманной логистики и подготовленных участников. В частности, это предполагает, что команда корабля будет освобождена от обычных домашних дел и другие люди возьмут на себя эти обязанности в отсутствие первых. Следует также учитывать значительные расходы и трудности чисто технического характера, а также постоянно маячившую на дальнем горизонте перспективу жестокой схватки.

Целью набегов был не только захват добычи. Они также давали возможность покрыть себя славой, проявить доблесть, совершить подвиг на глазах у всех – словом, получить все то, что так высоко ценилось в культуре викингов. Как заметил один ученый, «акт добычи серебра был не менее важен, чем само серебро». Воинственный менталитет и глубоко укоренившийся милитаризм новой знати вкупе с фаталистическими представлениями о предопределенности судьбы способствовали формированию особого мировоззрения, которое придавало нападениям викингов особый яростный пыл, превращая их почти в священную войну.

Впрочем, возможно, в каком-то смысле это и была священная война, особенно если рассматривать набеги в контексте экспансионистских амбиций христианских миссионеров конца VIII века, побудивших новую знать в качестве ответной реакции опереться на традиционные верования Севера и превратить их в свое оружие. Люди, соглашавшиеся с подобным этосом, сами становились эффективным средством его агрессивного выражения.

Кроме того, свою роль в проходивших процессах играл личный фактор. Приезжая торговать в такие места, как Линдисфарн, скандинавы своими глазами видели не только богатство монастырей, но и их полную незащищенность. Нетрудно представить, как молодой торговец (или его телохранитель) долго и безрадостно обдумывает свое жизненное положение, гадает, как его поправить, и наконец неуверенно предлагает друзьям: «Почему бы нам просто… не взять это?» В самом деле, почему нет? Эта мысль не дает ему покоя всю зиму, и с каждым днем становится все заманчивее. Может быть, они даже считали, что сами это придумали, в то время как местные морские конунги незаметно подогревали подобную идею в их головах.

Быть воином в эпоху викингов означало не только участвовать в боевых действиях, но и обладать соответствующим статусом. Деяния совершались для того, чтобы быть увековеченными, с заботой о репутации, которая должна была пережить самого человека. Воинское братство могло быть не только практическим, но и символическим, и принадлежность к нему определялась через отождествление с его атрибутами, в первую очередь с оружием. Захоронения, в которых находят большое количество оружия, с одинаковой вероятностью могут быть могилами настоящих воинов или тех, кто носил эти атрибуты, но не вел воинскую жизнь, или даже людей, по какой-то причине получивших эту идентичность только после смерти.

Мемориальные рунические надписи в честь погибших позволяют составить представление о воинских идеалах того времени. Подборка ниже дает возможность познакомиться с этой идеологией и много говорит о способах ее поддержки и демонстрации. Мы снова и снова встречаем рунические камни, воздвигнутые живыми в память о погибших товарищах: отдавая дань умершим, они в то же время напоминают и о самих себе. Нередко заказчикам камня отведено в надписи больше места, чем самому поминаемому.

Битва на Фирисвеллире, произошедшая в 980-х годах недалеко от Уппсалы между шведским королем Эйриком и его племянником Стирбьёрном, по-видимому, оставила особый след в сознании людей того времени, хотя, говоря о ней, сложно отделить реально произошедшие исторические события от сложившихся вокруг них легенд. Надпись на одном из трех камней из Халлестада в Скане (ныне часть Швеции, в эпоху викингов эта территория принадлежала Дании) гласит:

Аскель поставил этот камень в память о Токи, сыне Горма, который был для него верным правителем.

Он не побежал под Уппсалой.

Доблестные воины поставили в память о своем брате камень на холме, укрепленный рунами.

Они следовали за Токи, сыном Горма.

Два других камня, стоящие на этом месте, посвящены дружинникам того же Токи. Фирисвеллир снова упоминается на одном из трех рунических камней из Хогби в Остерготланде, хотя в этом случае, вероятно, речь идет о человеке, сражавшемся на стороне Эйрика. Камень примечателен еще и тем, что рассказывает о превратностях судеб целой семьи:

У славного мужа Гулли было пять сыновей.

Храбрый и отважный Асмунд пал при Фоери [Фирисвеллир];

Ассур встретил свою смерть на востоке в Греции;

Хальвдан был убит в Холме [Борнхольме?];

Кари был [убит] в Одде [вероятно, на северо-западе Зеландии];

также [умер] Буи.

Еще одна отсылка к Фирисвеллиру встречается на одном из самых известных рунических камней в Карлеви на острове Эланд. В надписи прозаический текст сочетается с самым ранним известным образцом скальдического стиха, написанного в княжеском стихотворном метре. Судя по датировке, надпись была создана (возможно, по пути домой) дружиной павшего в битве датского правителя. Среди замечательных кённингов на Карлевском камне есть имя валькирии. Это один из самых впечатляющих «военных мемориалов» эпохи викингов: