Энн Гленконнер - Фрейлина. Моя невероятная жизнь в тени Королевы [litres]

Я велела им снять чадры и перчатки и держать юношу за руку. Я объяснила, что с ним нужно разговаривать, показала свой «набор», продемонстрировала некоторые приемы – поднесла к носу юноши духи, растерла его кожу разными материалами. Они все усвоили. Через несколько месяцев мне сообщили, что юноша очнулся. Благодарность семьи не знала границ.

Мне трудно вспоминать этот период жизни. Это было мучительное время отчаяния. Я так благодарна, что развязка оказалась счастливой. Удивительно, но Кристофер не вспоминает о той катастрофе и не живет прошлым – ведь этого все равно нельзя изменить. До сих пор я считаю его отношение к жизни совершенно замечательным.

К 1988 году Кристофер прошел большой путь – со дня катастрофы прошло полтора года. Но ему предстояло сделать еще больше. Множество людей сплотились, чтобы помочь ему – поддержка была колоссальной. С Чарли и Генри произошло обратное.

Сегодня о проблемах психического здоровья, наркомании и ВИЧ/СПИД говорят более открыто, хотя они по-прежнему остаются одними из главных табу в любом обществе. Но в 80-е годы такой открытости не было – и не было такого принятия. СПИД оставался самой страшной болезнью мира, потому что ученые плохо представляли его природу и не умели с ним бороться. Сначала врачи связали болезнь с гомосексуальными мужчинами, потом стало известно, что инфицированные матери могут передавать болезнь младенцам. Затем ученые поняли, что болезнь передается через иглы и кровь. Чем больше связей выявлялось, тем сильнее становилась паника. Люди боялись, что болезнь может передаваться от одного человека другому, как обычная простуда.

Страх рождался от недостатка информации. Многие молодые люди со СПИДом оказались оторванными от семей – родные бросали их, и те умирали в одиночестве. Генри отважно решил открыто заявить о себе в тот момент, когда ВИЧ у него превратился в СПИД. Так он надеялся сломать сложившиеся стереотипы. Я предостерегала его, зная, что он будет подвергнут остракизму. Но он все для себя решил. Он выступил в прессе, считая, что тем самым поможет другим молодым людям, страдающим от той же болезни. Пресса аплодировала его поступку – он стал одним из первых аристократов, заболевших СПИДом, и первым, кто решился сказать об этом. Его история попала на первые страницы газет.

Неудивительно, что после признания Генри некоторые наши друзья предпочли дистанцироваться от нас. Многие стали бояться общаться с нами. Хотя жизнь нашей семьи стала сложнее, я не осуждала этих людей: они делали то, что считали нужным, чтобы защитить себя и своих детей.

Я осознавала степень риска, опасалась за других детей, но не хотела отвергать Генри. Тогда мы не располагали такой информацией, как сегодня. Врачи постоянно делали новые открытия. И все же я купила для Генри специальный комплект полотенец, которые по цвету отличались от наших, и стирала их отдельно. Я выделила ему собственный комплект тарелок, ножей и вилок, но никогда не дистанцировалась от него. Теперь я знаю, что это было излишне, но тогда этого никто не знал, и подобный образ действий казался самым безопасным.

Принцесса Маргарет была одной из немногих, чье поведение не изменилось. Она продолжала общаться с нами с Колином, как обычно, привозила своих детей в Глен и даже навещала Генри в больнице. Она всегда готова была помочь всем, что было в ее силах. Я была безгранично благодарна ей за ее верность и дружбу. Это придавало мне силы. Мамы рядом не было, и теперь источником силы для меня стала принцесса Маргарет.

Чем хуже становилось состояние Генри, тем труднее нам становилось. Ему нужно было лечиться в больницах, но пациентов со СПИДом принимали лишь определенные больницы. Кроме того, он был очень высоким, и в больницах просто не было достаточно длинных кроватей. Мне приходилось приставлять стул к кровати, чтобы он мог вытянуть ноги. Однажды, когда ему было очень плохо, в больнице Сент-Мэри в Паддингтоне нам пришлось долго ждать кровати. У бедного Генри не было сил сидеть, и он просто сполз на пол. Приемный покой, где было много людей, мгновенно опустел – словно мы были прокаженными. Но такая реакция еще больше укрепила мою решимость поддержать сына. Я сидела рядом с ним, он положил голову мне на колени, и мы просидели так несколько часов. Как похоже это было на то, как я укачивала Кристофера, но тогда у нас была надежда. Я черпала силы в тех днях, чтобы сделать для Генри все, что в моих силах, и даже больше. Он должен был чувствовать, что он не один.

До того как в 1989 году принцесса Диана в сопровождении журналистов и фотографов приехала в первый центр и хоспис для пациентов со СПИДом, очень многое делала принцесса Маргарет. Именно она открыла этот центр «Лондонский маяк» в Ноттинг-Хилле. Принцесса Маргарет стала покровителем Фонда Терренса Хиггинса, крупнейшей благотворительной организации Англии по вопросам сексуального здоровья. Она никогда не прикасалась к пациентам, как это делала принцесса Диана, но умела развлечь их своими историями.

«Лондонский маяк» открылся как раз вовремя – состояние Генри стремительно ухудшалось. Его тело было покрыто красными пятнами, волосы выпали из-за саркомы Капоши. В этом и заключалось коварство СПИДа: иммунная система так ослабела, что Генри не мог бороться даже с простудой – у него развился рак кожи, другие пациенты умирали от пневмонии.

Генри, как всегда, старался поддерживать меня, чтобы я не волновалась. Но мы оба знали, что он умирает. Генри обрел душевный покой в буддизме. Когда в 1986 году ему поставили этот диагноз, он отправился в Японию, в буддистский монастырь. Я до сих пор храню его открытки оттуда: «Я в монастыре, я смотрю на гору Фудзияма. Даже если завтра я умру, то буду не против – я уже в раю, я вижу небеса». Я была рада, что религия приносит Генри утешение и избавляет от страха смерти.

В Рождество 1989 года Генри захотел приехать домой хотя бы на день, но я боялась, что он может напугать Юэна – ведь тот был еще совсем маленьким. В «Лондонском маяке» работали фантастические люди. Когда я сказала о своих опасениях, они успокоили меня. У них было немало пациентов в сходном состоянии, и они создали специальную команду стилистов – именно для этой цели. Генри приехал домой в бирюзовой шляпе и с роскошным макияжем. Он был слишком слаб, чтобы стоять и даже говорить. Он лежал в гостиной, а нам подали рождественский обед на подносах. Юэн открыл свои подарки рядом с отцом. Он постоянно твердил:

– Папочка, иди, поиграй со мной.

– Папочка очень устал, – отвечал Генри. – Неси игрушки сюда.