Майк Дункан - Буря перед бурей. История падения Римской республики

После разгрома в битве с Помпеем, объединенное командование, которое вместо себя оставил Карбон, решило, что в этой ситуации можно сделать только одно – полностью вывести армию с севера. Это даст ей возможность двинуться на Пренесте и продолжить войну в Самнии – регионе, известном своим враждебным отношением к Сулле. Северная армия прошла маршем на юг и соединилась с независимым войском самнитов и луканов, теперь возглавляемым самнитским полководцем Телезином. В начале ноября 82 г. до н. э. их объединенные силы предприняли последнюю попытку выбить врага из-под Пренесте. Но фортификационные сооружения, заблокировавшие все дороги, попросту оказались им не по зубам и заставили отступить. Так как все разумные стратегии на тот момент себя уже исчерпали, противникам Суллы оставалось только одно – предпринять еще одну отчаянную попытку спастись в этой войне. Хотя всю Италию заполонили неприятельские войска, Телезин обратил внимание, что на тот момент никакая армия между ним и Римом не стояла. Учитывая, что приближалась зима, а легионы Суллы все больше подходили к их позициям, он предложил сняться глубокой ночью с лагеря, ринуться в Рим и захватить его, пока им в этом не смог помешать Сулла.

Когда на следующее утро забрезжил рассвет, народ Рима обнаружил, что у Коллинских ворот встала лагерем сорокатысячная армия. Новообращенные сторонники Суллы собрали войско, которое выступило из города в надежде рассеять врага на тот случай, если все происходившее было блефом, направленным на запугивание города. Но это оказался не блеф. Выехавшие в ворота отряды больше не вернулись. После этого в Риме началась паника. Так как армия Телезина состояла в основном из самнитов и луканов, если ей удастся пробить в стенах брешь, пощады не будет никому. Пока легионы стояли у Коллинских ворот, их главнокомандующий и в самом деле произнес перед ними пламенную речь: «Для римлян наступил смертный час… эти волки, с таким неистовством попиравшие италийскую свободу, исчезнут только после того, как мы вырубим лес, в котором они прячутся» [289] Веллей Патеркул, «Римская история», II, 29. .

Сулла был недалеко. Узнав, что минувшей ночью враг снялся с лагеря и двинулся на Рим, он утром бросился за ним вдогонку. Около полудня его авангард добрался до Рима, а когда подтянулись основные силы, тут же протрубили сигнал к бою. Невзирая на успехи последних полутора лет, весь остаток дня Сулла ничуть не сомневался в собственном поражении. Он лично возглавил левый фланг армии, постепенно уступавший напору самнитов. И в пылу сражения подумал, что Фортуна, наконец, ему изменила. Он даже послал в Пренесте одного за другим несколько гонцов приказать снять осаду города и прислать подкрепление его потрепанным врагом легионам. Но ему было неведомо другое: что Красс ударил по неприятелю с другого фланга, разгромил его и захватил лагерь. Лишь несколько часов спустя он понял, что выиграл, – только после того, когда Красс прислал к нему гонца с просьбой выделить дополнительный провиант для пропитания своих победоносных войск. Когда после сражения улеглась пыль, стало ясно, что они не только одержали победу, но и совершили последний в этой войне поход: пятьдесят тысяч врагов сложили головы, еще восемь тысяч попали в плен. Среди прочих на поле брани нашли и раненого Телезина. Его убили, а голову насадили на копье.

Когда легионы Суллы, вернувшись в Пренесте, принесли с собой головы самнитских полководцев, жители города капитулировали и отворили врата. Марий Младший попытался бежать через подземный ход, но обнаружил, что выходы из него охраняются врагом, и покончил с собой, дабы избежать пленения. Прибыв в город лично, Сулла приказал разделить всех его обитателей на три группы: римлян, самнитов и пренестинцев. Затем сказал, что римляне заслуживают смерти, но он как полководец-триумфатор пощадит их и простит. А самнитов с пренестинцами приказал окружить и всех до последнего убить. Затем разрешил осаждавшим город войскам безжалостно его разграбить. Голову Мария Младшего доставили в Рим. А когда ее водрузили на форуме, она стала наглядным доказательством недомыслия юности. Хохочущие римляне цитировали Аристофана: «Перед тем, как становиться к рулю, сначала надо научиться грести» [290] Аппиан, «Гражданские войны», I, 94. .

Теперь, одолев всех своих врагов, Сулла возвратился в Рим. По прибытии в город его обитатели увидели в нем совсем не того человека, который за несколько месяцев до этого к ним обращался. Вот что позже писал историк Кассий Дион:

«До победы над самнитами… его считали человеком в высшей степени гуманным и благочестивым… Но после этих событий он настолько изменился, что складывается впечатление, будто былые и нынешние деяния совершал совсем не один и тот же человек. Таким образом, может показаться, что он не выдержал испытания счастливой судьбой. Ведь сейчас он повторял те же поступки, которые сам порицал в других, когда был слаб, и множество других, еще более возмутительных. В итоге Сулла, сразу после покорения самнитов, хоть и положил войне конец… но сошел с избранного им же пути, оставил себя прошлого, с позволения сказать, за городскими стенами на поле брани, а потом решил превзойти Цинну с Марием и их преемников вместе взятых» [291] Кассий Дион, «Римская история», XXX/XXXV, 109. .

После решающей победы у Коллинских ворот Сулла расквартировал свой штаб на Марсовом поле. Будучи фактическим повелителем Рима, официальную должность он на тот момент не занимал и не служил ни консулом, ни претором, ни легатом, ни даже квестором. Основание претендовать на государственный суверенитет у него было только одно – былой приказ, согласно которому ему, как проконсулу, поручалась война с Митридатом. Этому назначению исполнилось уже пять лет, в том конфликте он давно вышел победителем, но ничего другого у него больше не имелось. С точки зрения закона его владычество над вверенной провинцией заканчивалось в тот момент, когда он пересекал священный Померий и возвращался в Рим. Пока империя следовала рутинным курсом, заступать на пост и уходить с него было чистой воды формальностью, но Сулла из-за подобного порядка вещей оказался в ловушке за пределами городских стен. Стоило ему пересечь черту Рима, как он тут же потерял бы все полномочия верховного правителя.

Хотя во время первого марша на Рим традициями Померия он самым бесцеремонным образом пренебрег, теперь ему было предпочтительнее поддерживать этот фасад щепетильного отношения к принципам государственного устройства. Поэтому он, чтобы не пересекать священный рубеж, созвал сенат в храме Беллоны за пределами городских стен. А когда его члены собрались, не стал устраивать дискуссии по поводу гражданской войны, а предоставил отчет о своих действиях против Митридата, затем перечислил все свои достижения на востоке, а под конец испросил разрешения войти с триумфом в город – будто в последние два года ничего такого вовсе не случилось.