Александр Фокин - «Коммунизм не за горами». Образы будущего у власти и населения СССР на рубеже 1950–1960-х годов

Необходимо отметить наличие мнения о том, что в сталинский период с утопизмом начинают активно бороться, в первую очередь, со всеми формами утопического эксперимента — от толстовских коммун до кружков эсперантистов. Официальное возвращение утопического могло произойти только в хрущевскую «оттепель» [262] Чаликов В. Предисловие // Утопия и утопическое мышление. М., 1991. С. 5. . Противостояние реально существующих альтернатив официальному коммунизму не затрагивало сочинений утопических социалистов, не представляющих к тому моменту реальной силы. В приведенном выше перечне книг, предоставленных программной группе в «Соснах», присутствовали сочинения А. Сен-Симона и Ш. Фурье. Хотя однозначно отнести произведения этих авторов к художественной литературе нельзя, они попадали в корпус «утопических» текстов, что сближает их восприятие с восприятием художественной литературы.

Социальные революции обыкновенно сопровождаются расцветом утопических идей. Избыток утопизма, в соответствии с законами социальной психологии, подлежит израсходованию в течение нескольких лет, и культура опять возвращается в русло «реализма» и «порядка» [263] Гюнтер Х. Соцреализм и утопическое мышление // Соцреалистиче-ский канон. СПб., 2000. С. 41. . Революционный подъем 1920-х сменился сталинской стабильностью, «оттепель» стала своеобразной революцией в умах населения, после чего наступил брежневский «застой». 1960-е гг. можно назвать уникальной эпохой отечественной истории, периодом триумфа советской официальной «утопии». Послабление режима вызвало расцвет жанра утопии. Основные надежды на изменение общественного устройства вылились в довольно бурный поток рационально-художественных проектов, в жанровой инвариантности представляющих собой как научно-фантастические произведения, так и проекты, являющиеся серьезными общественно-правовыми манифестами [264] Лиокумович Е. А. Диссидентская утопия в советском культурном пространстве: Дисс. … канд. филос. наук. М., 2005. С. 61, 62. .

В XX в. почти исчез жанр классических утопических произведений, которые под покровом художественного текста скрывали бы политико-социально-экономические трактаты. Вместо них монополией на описание далекого и не очень далекого будущего завладевает фантастическая литература. При этом, начиная с Г. Уэллса, фантастическая литература характеризуется соединением двух жанров: социальной и научной фантастики. В отличие, например, от Ж. Верна, в чьих произведениях фантастическое связано, в первую очередь, с научно-техническим прогрессом, в творчестве Уэллса обнаруживаются социальная значимость и призывы задуматься о будущем. Со временем идеи, изложенные в произведениях Уэллса, начинают меняться — от прогресса в ходе будущего развития человечества к регрессу, что особенно заметно в его поздних работах. Так или иначе, фантастика перенимает функции утопии, подтверждением чему служит возникший в XX в. жанр антиутопии, фактически противостоящий именно фантастическим произведениям.

Фантастическая литература как транслятор могла выполнять свои функции гораздо эффективнее, чем переизданные сочинения социалистических утопистов. Поскольку авторы фантастической литературы являлись членами советского общества, они были носителями мировоззрения эпохи и, в частности, коммунистического образа будущего. В силу определенных правил игры на литературном поле авторы концентрировали людские ожидания и, отражая от официального дискурса, возвращали их населению. Фантастике советское руководство придавало большое значение уже в 1920-е гг. Но в сталинский период это значение стало не просто огромным, а прямо-таки стратегическим [265] Фишман Л. Г. Фантастика и гражданское общество. Екатеринбург, 2002. С. 31. , хотя главным жанром становится «фантастика ближнего прицела», которая делала ставку на инженерно-техническое дополнение существующего строя, а не на радикальные трансформации.

В первые годы советской власти коммунистическое будущее ощущалось совсем близким, и неудивительно, что фантасты, описывая будущее, вынуждены были говорить о времени, когда коммунизм уже победил или совсем скоро это сделает. В атмосфере «оттепели» происходила реабилитация самого понятия утопии, запретного в сталинские времена. Появилось значительное количество научно-фантастических романов, герои которых непременно летали на другие планеты, открывали неведомые миры, социальное устройство коих было смутно осязаемым идеалом, формирующимся в эпоху 1960-х гг. [266] Лиокумович Е. А. Указ. соч. С. 63.

Выше уже говорилось о мифологизированном образе космонавтов и космонавтики в массовом сознании, который власть пыталась использовать в своих интересах. Фантастика, где значительный пласт тематики был посвящен покорению космоса, не могла не взаимодействовать с образами космонавтов. Определенный культ полетов, окончательно сложившийся при И. В. Сталине (вспомним В. Чкалова и «сталинских соколов»), на рубеже 1950–1960-х гг. был перенесен с летчиков на космонавтов. Это было связано с тем, что воздухоплаватель должен был иметь героические черты, представлять человека будущего, который по определению является героем и может покорить любую высоту. Конечно, в плане героизма и преодоления трудностей и опасности летчики не могли уже конкурировать с космонавтами.

Образ покорителя воздушного и безвоздушного пространства может быть сопоставлен с мифологическими аналогами. В «мифе о летчиках видят все этапы пути приключений античного героя — уход из дома, из повседневности, прорыв с боем в царство тьмы, демонстрацию стойкости в разных испытаниях, получение сверхъестественной награды и, наконец, возвращение героя, несущего своему народу благодать» [267] Гюнтер Х. Архетипы советской культуры // Соцреалистический канон. СПб., 2000. С. 745. . Летающий как бы приобретает черты бессмертного, всемогущего сверхчеловека, а в мотиве полета соединяются модель машины с представлениями о максимуме динамики и скорости.

Характерная для ранней советской культуры динамическая и космическая интерпретация уступила место статике сталинской эпохи, однако авиационные мотивы не исчезли из советской культуры. Образ летчика обрел иное значение, акцент делался на героическом подвиге, на большевистском энтузиазме, который преодолеет все препятствия, а не на технике, предвосхищающей будущую цивилизацию [268] Гюнтер Х. Соцреализм и утопическое мышление. С. 44–45. . 1960-е гг. стали апогеем советской романтики полетов. Космонавты вознеслись буквально выше всех. Их начисто лишили недостатков. Они сочетали рабоче-крестьянскую доступность и принадлежность к высшим сферам [269] Вайль П., Генис А. Указ. соч. С. 23. , сами по себе были живыми посредниками. Они воспринимались как настоящие люди будущего среди обычных сограждан или как своеобразные боги, которые спустились с небес, дабы отвести людей в «светлое будущее» или построить «земной рай».