Олег Будницкий - Другая Россия. Исследования по истории русской эмиграции

Возвращаясь к делу Таубенфельд, прошу не отказать ответить на вопросы, поставленные в моем письме 14/16 марта в пункте (е), и на вопрос о том, возможно ли как во Франции получить либо обеспечение иска, либо предварительное постановление о платеже алиментов вперед до постановления окончательного решения первой инстанции?

Ниже опись документов, прилагаемых к письму.

Сердечный привет от нас обоих Вам обоим. Пишите о себе.

Б. Гершун

Многоуважаемый Monsieur Гольденвейзер! [678]

Прилагаю при сем:

1) Брачное свидетельство

2) Письмо из банка о получении мною причитающихся сумм

3) Доверенность для г-на Морица

4) Свидетельство судебного следователя (huissier [679]) из Варшавы. Оригинал и

5) копию

будьте добры, посколько это возможно, пользоваться копией, поскольку оригинал — единственный документ, имеющийся у меня.

Одновременно высылаю на имя г-на Morits’a 25$ почтовым переводом, т. к. в чеке мне отказано в последнюю минуту. Деньги прибудут на 8–10 [дней] позже этого письма.

С [нрзб]

[подпись нрзб]

23 июля 1940 года

Париж

Дорогой Борис Львович.

Ваше письмо с документами по делу Таубенфельд, отправленное в начале июня из Парижа, я своевременно получил. Денежный перевод не получен и, вероятно, не будет получен.

С тех пор столько произошло… Я совершенно не знаю, где Вы. Был бы бесконечно рад скоро получить от Вас весточку и убедиться в том, что у Вас все благополучно.

Две недели назад я понес тяжелую утрату: мой старший брат, профессор антропологии, внезапно скончался от сердечного припадка [680]. Он был совершенно здоров, полон энергии и жажды жизни, много работал и имел широкие планы дальнейших научных работ. Для меня эта смерть — большое несчастье.

От Бориса Исааковича я получаю много писем. Он переехал в место жительства сына, и его нынешний адрес [681]:

Б. И. [Элькин] пишет, что сносится с Натой, что у нее в семье все благополучно и что она ищет путей для сношения с Вами.

В последнем своем письме Борис Исаакович просит меня передать Вам следующую просьбу. Ввиду невозможности получить разрешение на перевод денег и отсутствия почтовой связи, он не мог уплатить квартирной платы, причитавшейся 15 июля за его парижскую квартиру. В связи с этим он просит Вас зайти в его дом и поговорить с его консьержем, что Вы представляете интересы Б. И., и сообщить ему Ваш адрес и телефон. То же он просит сообщить его домовладельцу (если последний не в Париже, то письмом). Б. И. пишет, что он надеется, что война не будет долго продолжаться и что он заплатит все, что причитается с него по закону. При первой возможности переводить деньги он пришлет причитающуюся сумму.

При содействии Б. И. я получил доверенность от одного акционера Московского страх[ового] о-ва, живущего в Праге, и мог инкассировать причитающуюся по его акциям сумму. Это дает мне мысль предложить Вам подумать, не можете ли Вы получить аналогичные поручения во Франции. Я, кажется, Вам писал, что из ликвидационной массы в настоящее время выдается по $70 на акцию акционерам, список коих имелся в суде. Я вышлю Вам обыкновенным письмом экземпляр этого списка. По акциям, в нем упомянутым, деньги могут быть получены немедленно по представлении надлежаще заверенного полномочия (по возможности, у американского консула). Текст полномочия прилагаю при сем. Оно выписано на имя американского адвоката Альберта Эвери, который добыл этот список и наладил отношения с поверенными банка-ликвидатора.

Как я Вам также уже писал, здесь была 15 апреля произведена публикация с вызовом кредиторов и акционеров, в списке не значащихся. Срок заявки претензий (которые, конечно, должны сопровождаться доказательствами) — 1 октября с. г. По истечении этого срока отложенная на сей предмет сумма в $250 000 будет распределена между вновь явившимися кредиторами и акционерами и акционерами, значащимися в первоначальном списке. Дополнительная выдача последним будет зависеть от числа новых участников распределения. Предполагается, что будет выдано еще по $30 на акцию.

Мы с Эвери установили следующую шкалу гонорара по этим взысканиям, причем во всех случаях европейский адвокат (или адвокаты) получают одну треть общего гонорара, а остальные две трети распределяются в определенной пропорции между им и мною: с сумм до $1000 — 50 %, до $2000 — 40 %, до $4000 — 33 %, до $8000 — 25 %, свыше $8000 — 20 %.

Если Вы в контакте с Я. М. Шефтелем, сообщите ему, пожалуйста, об этих возможностях.

Буду чрезвычайно рад возможности возобновить переписку с Вами.

Шлем Ольге Марковне и Вам сердечнейший привет и с нетерпением ждем известий.

Буду благодарен, если в ближайшем письме упомяните об общих друзьях, о судьбе которых Вам что-либо известно. Функционирует ли Столовая и Убежище [682]?

Нью-йоркский «Новый журнал» — старейший из ныне выходящих «толстых» журналов Русского зарубежья [684]. Одним из основателей (наряду с М. О. Цетлиным [685]) и первых редакторов журнала был Марк Александрович Алданов (Ландау) (1886–1957). История создания журнала отразилась в его переписке с Михаилом Михайловичем Карповичем (1888–1959), которому предстояло впоследствии стать соредактором Цетлина (с 1943 года), а с 1946 по 1959 год единолично редактировать журнал. Алданов, один из ведущих прозаиков Русского зарубежья, вряд ли нуждается в специальном представлении. Проведя более 20 лет в эмиграции во Франции, он, как и многие другие русские эмигранты, после нацистского вторжения во Францию был вынужден бежать в США. Карпович, историк по образованию, приехавший в США в 1917 году в качестве секретаря российского посла Б. А. Бахметева [686](затем Карпович стал секретарем посольства и исполнял эти обязанности до 1922 года), остался в этой стране. Он вернулся к профессии историка и постепенно поднимался по ступеням американской академической иерархии; с 1927 года преподавал в Гарварде; уже после Второй мировой войны он возглавил славянское отделение (кафедру) в Гарварде и стал основателем научной школы. Среди его учеников такие звезды американской русистики, как Р. Пайпс, М. Малиа, М. Раев и др. [687]. Переписка Алданова и Карповича, в значительной степени посвященная журнальным делам, сохранилась в Бахметевском архиве русской и восточноевропейской истории и культуры при Колумбийском университете. На этом первоклассном источнике и базируется прежде всего настоящая статья.

Уже через день после прибытия в Нью-Йорк в январе 1941 года Алданов писал Карповичу:

Мы с Буниным хотим начать издание в Нью-Йорке толстого журнала, продолжающего традиции «Совр. Записок», которые навсегда кончились с кончиной В. В. Руднева [688](так я по крайней мере думаю). Бунин, вероятно, тоже переедет сюда, а если не переедет, то твердо обещал сотрудничество. Я не скрываю от себя, что окупаться такой журнал не может, как не окупались и «Совр. Записки». Нужна внешняя помощь. В необходимости такого дела, думается, сомнений быть не может: русским писателям и переехавшим в Новый Свет, и оставшимся в Европе, больше на своем языке печататься негде. Если мы тут журнала не создадим, то негде будет и дальше. Бунин написал шесть новых рассказов и не знает, что с ними делать! Я говорил с гр. С. В. Паниной и А. Л. Толстой, — обе они чрезвычайно сочувствуют идее создания журнала [689]. Я привез письмо от Бунина к М. И. Ростовцеву [690]по этому делу и сам ему написал. Теперь обращаюсь и к Вам. Если можете, помогите нам, во-первых, советами по созданию журнала, во-вторых, сотрудничеством, если он создастся. Бунин возлагал надежды на субсидии организаций Рокфеллера, Карнеги, университетов (об этом он и пишет Ростовцеву), — думаю, что на это надеяться не приходится? Но, быть может, какие-нибудь пути найти можно? Пожалуйста, сообщите Ваше мнение. Поработать над этим стоит. Ведь все-таки в «Совр. Записках» было напечатано немало вещей, позднее переведенных на все иностранные языки. Не погибать же всей зарубежной русской литературе [691].