Олег Будницкий - Другая Россия. Исследования по истории русской эмиграции

3. Я теперь, в свете того, что произошло с Буниным, жалею, что не вызвала его — не в 40-ом году, а в 43‐ем — в Лонгшен (где у меня был дом), когда две зоны Франции слились: он бы не страдал так от голода, холода, одиночества, отсутствия хороших докторов и жизни между подлецом (Зуровым) [912]и дурой (В. Н. [913]). В его письмах 44 года он просит позволения приехать. А в 45‐ом это было уже поздно: Ступницкий [914]свел его с Богомоловым [915], Маковский [916]помог. А внутри Бунина все уже шло к концу.

4. У меня есть друзья, бывшие коммунисты и троцкисты (Суварин [917], Кестлер [918]и др.). Примиритесь с тем, что у Вас есть знакомая, которая, хотя и не состояла в нацистской партии, не работала в гестапо и, как выяснил Аронсон [919], не печаталась при немцах в Париже, одно короткое время имела иллюзии, что Сталину будет плохо от немецкого вторжения. Но ему стало еще лучше, чем было.

Теперь, я думаю, можно закончить этот диалог. Просьба: не слишком много рассказывать Вашим друзьям (которые мне приходятся клеветниками) о моих нынешних успехах: они причастны к тем анонимным письмам (или их жены), которые пишутся обо мне.

Жму Вашу руку.

Н. Берберова

Так уж случилось, что в семье Цедербаумов, перебравшейся в Россию из Константинополя в связи с Русско-турецкой войной 1877–1878 годов, больше половины детей стали революционерами. Детей у Осипа Цедербаума, служащего Общества пароходства и торговли, и Ревекки (урожденной Розенфельд, красавицы из сефардов, сироты, вышедшей замуж, когда ей еще не исполнилось 16 лет) родилось одиннадцать; выжило из них восемь — половина мальчиков, половина девочек. Юлий, Владимир, Сергей, Надежда и Лидия стали в конечном счете социал-демократами-меньшевиками.

Впрочем, в историю русской революции они вошли не под своей фамилией, а под партийными псевдонимами. Старший, Юлий Мартов (1873–1923), — один из основателей Бунда, а затем основоположник и признанный лидер меньшевизма, в особых представлениях не нуждается. Ближайший друг Ленина, он с 1903 года на последующие 20 лет становится его непримиримым противником. Юлий умер в эмиграции. Другим братьям — Сергею Ежову (р. 1879) и Владимиру Левицкому (р. 1883), менее ярким «звездам» меньшевизма, довелось прожить дольше; однако их существование в стране победившей революции оказалось гораздо суровее, чем при царском режиме: в тюрьмах и ссылках при советской власти они провели гораздо больше времени, чем при «проклятом царизме». Владимир умер 22 февраля 1938 года в Уфимской тюрьме во время следствия, Сергей был расстрелян год спустя, 25 февраля 1939 года, по приговору Военной коллегии Верховного суда СССР.

Старшая сестра, Надежда (по мужу — Кранихфельд, 1875–1923), также участвовала в социал-демократическом движении; с 1918 года ее квартира неоднократно подвергалась обыскам. А ведь некогда она, вместе с мужем, деятелем профсоюзного движения Н. С. Кранихфельдом, передала все полученное от его родственников наследство на организацию II съезда РСДРП. Того самого, на котором «родился» большевизм. В борьбе с большевизмом принял весьма активное участие сын Надежды — Андрей Кранихфельд (р. 1902), с 1920 года член нелагальных социал-демократических (меньшевистских) организаций, неоднократно арестовывавшийся и сгинувший в конце 1930‐х годов где-то в заключении.

Всех пережила Лидия, известная более под фамилией второго мужа, Федора Ильича Дана (Гурвича) (1871–1947), еще одного признанного лидера меньшевиков. Федор Дан начал свою революционную деятельность еще в Союзе борьбы за освобождение рабочего класса в 1890‐е годы. Однако особенно он прославился в 1917 году, когда стал одним из лидеров Петроградского Совета рабочих депутатов и постоянным оратором на заседаниях Совета. Имя Дана, наряду с именем другого лидера Совета, бундовца Меира Либера, столь же часто появлявшегося на политических «подмостках», стало даже нарицательным. «О чем сегодня „либерданили“ в Совете?» — спрашивали друг друга интересовавшиеся политикой петроградцы.

Лидия родилась 21 мая 1878 года в Одессе. В начале 1880‐х годов, после еврейского погрома в Одессе, семья перебралась в Петербург. Здесь Лидия закончила гимназию, поступила на Высшие (Бестужевские) женские курсы и, по словам ее биографа Бориса Сапира, «как-то совершенно естественно стала революционеркой» [921]. По меньшей мере с 1897 года 19-летняя Лидия принимает участие в социал-демократическом движении, а именно в Союзе борьбы за освобождение рабочего класса, группах «Рабочее знамя» и «Социалист». В это же время она вышла замуж за студента-медика Г. С. Канцеля. В 1898 году Лидия была впервые арестована и после недолгой отсидки выслана в Крым. Видимо, власти приняли во внимание (O tempora! O mores!) ее беременность и обострение туберкулеза. Так что ссылку Лидия провела в Ялте, переводя, для заработка, труды основоположника «ревизионизма» Эдуарда Бернштейна. Неплохие условия создавали иногда «царские сатрапы» для революционной работы.

Арестованный за причастность к группе «Рабочее знамя» муж Лидии Осиповны не был сослан, его оставили в Петербурге для сдачи экзаменов (!). Получив диплом, Канцель охладел к революционной деятельности, в связи с чем, по-видимому, Лидия Осиповна с ним и разошлась. В первом браке у нее родилась дочь Нина.

В конце 1901 года Лидия Осиповна вернулась в Петербург, но, не задерживаясь, направилась в Мюнхен, где работала некоторое время в редакции «Искры». Впечатления, почерпнутые в кругу корифеев российской социал-демократии, продолжали, по словам Б. Сапира, «тлеть в ее сознании всю жизнь». Как свидетельствуют публикуемые ниже письма, эти впечатления отнюдь не тлели, а горели достаточно ярким пламенем и полвека спустя.

Уже в январе 1902 года Лидия Осиповна отправляется в качестве агента «Искры» на партийную работу в Москву. Судя по ее рассказам, это уже было вполне похоже на то, что показывали в советских фильмах о революционерах-подпольщиках. Вернув владелице использованный ею для пересечения границы паспорт, Лидия Осиповна не сумела добыть другой документ и, соответственно, не смогла прописаться. Приходилось проводить ночи в пригородных поездах и на вокзалах, а однажды напроситься на ночлег к проститутке, рассказав ей жалобную историю о том, что муж выгнал из дому. Впрочем, история была недалека от истины, ибо родственники бывшего мужа боялись оставлять ее на ночь.

7 мая 1902 года Лидия Осиповна была арестована на улице вместе с Александром Савинковым, братом будущей знаменитости — террориста и писателя Бориса. С Борисом Савинковым Лидия Осиповна также встречалась. Ей было поручено вернуть «заблудшую овцу» на истинный путь социал-демократии. Однако успеха она не добилась. Б. Савинков уже дрейфовал в сторону эсеров. Второй арест грозил серьезными последствиями — Лидия Осиповна просидела год в Таганской тюрьме; в ответ на предложение сотрудничать с полицией, сделанное ей лично создателем системы «полицейского социализма» С. В. Зубатовым, запустила в него, подобно Лютеру при встрече с чертом, чернильницей и в итоге была выслана в Восточную Сибирь, в Олекминск. Здесь она поселилась вместе с Александром Савинковым, с которым у нее был, судя по всему, довольно бурный роман.