Павел Уваров - Китай в средневековом мире. Взгляд из всемирной истории

Тем не менее, в следующие годы почти до самого конца XVI в. Чжу Ицзюнь еще интересовался государственными делами, пытался издавать собственные законы и проводил активную и достаточно успешную внешнюю политику (правда, дорого обходившуюся Китаю). Дорого стоил империи и двор правителя с его пышными церемониями. Но к концу XVI — началу XVII в. император потерял всякий интерес к делам управления страной и даже стал пренебрегать традиционной практикой утверждения чиновников и служащих на различные посты в бюрократическом аппарате. К обычному для императоров пристрастию к вину прибавилось и курение опиума, доставляемого европейскими купцами.

В итоге многие должности в государственном аппарате оставались вакантными, хотя на них претендовало много достойных чиновников и лауреатов экзаменационных конкурсов. Даже посты начальников Шести центральных ведомств ( Любу ) и их помощников подолгу оставались незанятыми. Наконец, к концу XVI в. перепроизводство чиновников достигло своего апогея: число претендентов на чиновничье звание настолько возросло, что чины стали давать по жребию. А удачно выпавший жребий часто зависел от величины подношения тем, кто определял победителя в жеребьевке. Все это говорило о том, что отсроченный рядом мер, проведенных в 60–80-е гг. XVI в., конец династического цикла приближался.

Еще в начале правления династии Мин сложилась система предоставления родственникам императора уделов, доходы с которых должны были обеспечивать им средства к достойному существованию. Но эта система показала себя малоэффективной, так как на содержание увеличивающегося с годами числа принцев крови, их родственников и потомков уходило все большее количество земель из государственного фонда. В дополнение к этому на расходы родовой знати приходилось выделять значительные средства из казны.

К 60–70 гг. XVI в. численность родственников императора увеличилась до 28 тыс. человек. На их содержание тратилось 37.3 % всех налоговых средств. В XVI в. масштабы «усадебных полей» ( чжун тянь ) знати и «императорских усадеб» ( хуан чжуан ) также резко увеличились. Эти земли, продолжая формально числиться государственными, фактически переходили в распоряжение своих «благородных» хозяев и передавались по наследству. К середине XVI в. «усадебные поля» знати составляли двадцатую часть всех пахотных площадей в стране. Особенно велики были усадебные земли удельных правителей и их кланов. Сами же удельные князья становились все более неподконтрольными представителям слабевшей центральной власти. Дело доходило до вооруженных конфликтов между удельной аристократией и центральным правительством. Удельная знать и ее родня чинили произвол в своих владениях: смещали назначаемых из центра чиновников, бросали неугодных в тюрьмы, казнили, грабили и чрезмерно эксплуатировали местное население, обзаводились собственными сыскными организациями.

Одним из признаков кризиса в системе государственного управления с точки зрения традиционного конфуцианского мировоззрения являлся рост частных земельных владений на фоне уменьшения числа государственных земель. С этими процессами рано или поздно сталкивалась каждая китайская династия. В условиях, когда династия хотела и была в состоянии справиться с этими процессами, проводились меры, направленные на восстановление «идеалов древности». Частные земли конфисковывали, крестьяне вновь платили основные налоги в государственную казну, частная экономическая инициатива жестко контролировалась принимаемыми правительством мерами. Таким образом, «ветви» — ремесло и торговля — обрубались, чтобы мог лучше расти «ствол» — крестьянство. В случае если династия по ряду причин не могла или не хотела возвращать страну в старое русло развития, чаще всего ее вскоре сменяла новая династия, начинавшая свое правление с проведения в жизнь подобных мер.

Династия Мин в середине, а тем более в конце своего правления, уже не раз подрубала «ветви», например, отказавшись от морской экспансии начала XV в. Однако борьба с концентрацией земель в крупных частных владениях была малоэффективной. Решиться же на более жесткие меры, регулярно предлагаемые конфуцианскими чиновниками и учеными, императоры и их советники и фавориты либо не могли, либо не хотели. В отличие от приверженцев «идеалов древности», установившаяся де-факто система экономических и земельных отношений устраивала многих.

Несмотря на всю свою закрытость в первой половине XVI столетия, в условиях ослабления контроля государственной власти над провинциями Китай все же оказывался подвержен не только «разлагающим» процессам изнутри, но и влиянию внешних факторов. Поэтому центром происходивших изменений во второй половине XVI в. стал расположенный дальше от столицы и ближе к основным торговым путям традиционно более богатый Юг страны. Там на императорские указы обращали мало внимания и находили окольные способы добиваться желаемых результатов (будь то концентрация земель в частных руках или ведение официально запрещенной либо жестко регламентируемой торговли).

Пути превращения государственного земельного фонда в частные владения были разными. Например, земли военных поселений (часто расположенные на границах империи) переходили в частное распоряжение местного военного начальства, чиновников и присылаемых для надзора дворцовых евнухов. Офицеры и военные чиновники заставляли солдат собирать для себя урожай. Многие солдаты-поселенцы бросали свои участки и бежали.

К началу XVI в. доходы казны от военных поселений составляли десятую часть от сумм, получаемых в конце XIV в. Это непосредственно сказывалось на состоянии армии. Кризисное положение военных поселений и армии в целом описано в «Записях о свершившихся делах династии Мин» (подробной «черновой» хронике, которая составлялась при правлении самой династии Мин и должна была послужить основой для создания официальной истории, выходящей в свет уже при следующей династии): «В начале династии снабжение армии в большинстве своем опиралось на поступления от военных поселений и от продажи соли. Ныне военные поселения пришли в упадок, соляные законы не действуют, и без достаточных усилий их не восстановить.

Когда говорят об упадке военных поселений, то имеют в виду четыре бедствия: монгольская конница непрерывно [вторгается в] пограничные районы, во время военного положения нельзя заниматься хлебопашеством; волы и семена не выдаются, и нет возможности заниматься хлебопашеством; взрослые работники гибнут во множестве, и нет людей, чтобы заниматься хлебопашеством; когда монголы приходят, переселяемся во внутренние земли, поля же остаются за границей, в таких условиях не осмеливаемся заниматься хлебопашеством. Из-за этих четырех бедствий система военных поселений развалилась, однако управляющие военными поселениями все еще собирают налоги в соответствии с реестрами. <...> От военных поселений нет выгоды, а есть вред. Как же могут военные поселения возродиться?»