Николай Карташов - Ватутин

Генерал-фельдмаршал фон Манштейн бросил против вырвавшихся далеко вперед танковых корпусов Ватутина всю имевшуюся авиацию, а в район Миллерово, Тацинская и Морозовск были срочно подтянуты свежие пехотные, танковые и альпийские части и соединения. С других участков советско-германского фронта, а также из Европы было переброшено восемь дивизий, из них — четыре танковые. Но они уже не могли предотвратить надвигающуюся на них катастрофу.

«Докладывая по “Бодо” 28 декабря Ставке о ходе наступательной операции, — пишет в «Воспоминаниях и размышлениях» Г. К. Жуков, — командующий Юго-Западным фронтом Н. Ф. Ватутин так охарактеризовал обстановку:

— Все, что было ранее перед фронтом, то есть около 17 дивизий, можно сказать, совершенно уничтожено, и запасы захвачены нами. Взято в плен свыше 60 тысяч человек, не менее этого убито: таким образом, жалкие остатки этих бывших войск сейчас не оказывают почти никакого сопротивления, за редким исключением.

Перед войсками фронта противник продолжает упорно обороняться на фронте Обливская — Верхне-Чирская. В районе Морозовска сегодня уже захвачены пленные 11-й танковой дивизии и 8-й авиационной полевой дивизии, которые раньше были перед армией Романенко. Наибольшее сопротивление армии Лелюшенко и нашим подвижным войскам оказывают части противника, которые из района Котельникова переправились через реку Дон и выдвинулись на фронт Чернышковский — Морозовск — Скосырская — Тацинская. Эти войска противника стремятся занять рубеж, чтобы воспрепятствовать дальнейшему наступлению наших подвижных соединений и обеспечить тем самым возможность отхода своих войск. А может быть, противник при благоприятных для него условиях попытается вообще удержать за собой весь этот выступ, с тем чтобы потом выручить через него свою окруженную группировку. Однако это ему не удастся. Все силы будут приложены к тому, чтобы отрезать этот выступ.

Авиаразведка ежедневно отмечает выгрузку войск противника в районах Россоши, Старобельска, Ворошиловграда, Чеботовки, Каменска, Лихой, Зверева. О намерениях противника судить трудно, видимо, он основной рубеж обороны готовит по реке Северский (Северный) Донец. Противник вынужден в первую очередь затыкать сделанную нашими войсками брешь шириной по прямой 350 километров. Было бы хорошо без особой паузы продолжать бить противника, однако для этого надо давать сюда подкрепление, так как те силы, которые здесь есть, заняты завершением “Малого Сатурна”, а для “Большого Сатурна” нужны дополнительные силы.

У телеграфного аппарата находились Верховный и я.

— Первая ваша задача — не допустить разгрома корпуса Баданова и поскорее направить ему на помощь Павлова и Руссиянова, — сказал И. В. Сталин. — Вы правильно поступили, что разрешили Баданову в самом крайнем случае покинуть Тацинскую. Ваш встречный удар на Тормосин 8-го кавалерийского корпуса хорошо бы подкрепить еще какой-либо пехотной частью. Что касается 3-го гвардейского кавалерийского корпуса и одной стрелковой дивизии, направляемых через Суворовский на Тормосин, это очень кстати.

Для того чтобы превратить “Малый Сатурн” в “Большой Сатурн”, мы уже передали вам 2-й и 23-й танковые корпуса. Через неделю получите еще два танковых корпуса и три-четыре стрелковые дивизии... У нас имеется сомнение насчет 18-го танкового корпуса, который вы хотите направить в Скосырскую, лучше оставить его в районе Миллерово — Верхне-Тарасовское вместе с 17-м танковым корпусом. Вообще вам надо иметь в виду, что танковые корпуса лучше пускать на дальнее расстояние парой, а не в одиночку, чтобы не попасть в положение Баданова.

— Где сейчас 18-й танковый корпус? — спросил я Н. Ф. Ватутина.

— Он находится непосредственно восточнее Миллерова и не будет изолирован.

— Помните Баданова, не забывайте Баданова, выручайте его во что бы то ни стало!

— Приму абсолютно все возможные меры, и Баданова выручим, — заверил Н. Ф. Ватутин».

Что же произошло с корпусом генерал-майора танковых войск В. М. Баданова? Почему даже Верховный главнокомандующий был озабочен его судьбой? События разворачивались следующим образом. 17 декабря под покровом опустившейся темноты 24-й корпус вошёл в прорыв северо-восточнее Богучара и стремительно устремился вперёд к станции Тацинской — главной фронтовой базе противника, с аэродрома которой самолёты снабжали 6-ю армию Паулюса боеприпасами и продовольствием. Корпус двигался форсированным маршем, громя по пути тыловые части противника. За пять дней танковые бригады корпуса, несмотря на зимние условия, прошли с боями около 300 километров. На пути к железнодорожной станции Тацинская ими было уничтожено почти семь тысяч вражеских солдат и офицеров, захвачено большое количество военного имущества.

Утром 24 декабря танкисты атаковали станцию, поселок и ворвались на аэродром, где базировалось более двухсот немецких самолётов, готовых к вылету. Но взлететь им не дали, они были раздавлены танками. Позднее Ватутин шутил, что Баданов крепко прижал хвост Герингу. Шутку командующего тут же подхватили в войсках фронта. На аэродроме царила невообразимая паника. Полураздетые немецкие лётчики и техники с воплями выбегали из домиков и казарм, пытаясь спастись в ближайших балках и оврагах. Но редко кому из захватчиков удавалось это сделать — их тут же расстреливали в упор, давили гусеницами танкисты Баданова. Бывший лётчик люфтваффе Курт Штрайт, чудом вырвавшийся тогда из Тацинской, так описывал эту трагедию в газете «Дойче золдатен цайтунг»: «Утро 24 декабря 1942 года. На востоке брезжит слабый рассвет, освещающий серый горизонт. В этот момент советские танки, ведя огонь, внезапно врываются в деревню и на аэродром. Самолёты сразу вспыхивают как факелы. Всюду бушует пламя. Рвутся снаряды, взлетают в воздух боеприпасы. Мечутся грузовики, а между ними бегают отчаянно кричащие люди. Всё, что может бежать, двигаться, лететь, пытается разбежаться во все стороны...

Начинается безумие... Со всех сторон выруливают на стартовую площадку и стартуют самолёты. Всё это происходит под огнём и в свете пожаров. Небо распростёрлось багровым колоколом над тысячами погибающих, лица которых выражают безумие.

Вот один Ju.52, не успев взлететь, врезается в танк, и оба взрываются со страшным грохотом в огромном облаке пламени. Вот в воздухе сталкиваются “Юнкере” и “Хейнкель” и разлетаются на мелкие куски вместе со своими пассажирами. Рёв танков и авиамоторов смешивается со взрывами, орудийным огнём и пулемётными очередями в чудовищную симфонию. Всё это создаёт полную картину настоящей преисподней...»

Однако в стремительном, безостановочном наступательном порыве корпус Баданова настолько оторвался от основных сил, что потерял связь со штабом фронта. Автомобильные радиостанции не имели возможности развернуться для работы, а маломощные радиостанции не могли действовать на таком расстоянии. «Большая вина, конечно, лежала на штабе корпуса, который обязан был, при всех условиях, связаться со штабом фронта и донести ему о действиях корпуса, — вспоминал впоследствии маршал связи И. Т. Пересыпкин, а на тот момент генерал-лейтенант войск связи, заместитель наркома обороны СССР. — Мощные радиостанции штаба фронта непрерывно вызывали радиостанцию корпуса, но все вызовы оставались без ответа. Где находится корпус, что он делает, каковы результаты его действий, было неизвестно».