Жизнь и смерть в аушвицком аду

То, с чем ему пришлось столкнуться в «зондеркоммандо», ежедневно ставило его перед самым страшным для верующего человека вопросом — о бытии Бога. Неужели же, допуская такое, Бог есть?

Наджари пишет:

«Каждый день мы задаемся вопросом, есть ли Б-г, и несмотря ни на что, я верю, что есть. И все, чего Б-г желает, пусть будет Его воля».

Тем самым он присоединялся к тем немногим, кто каждый день находил в себе силы отвечать на этот вопрос утвердительно. Для этого требовались колоссальные внутренние напряжение и мужество. Возможно, в этом ему помогало и общение с Лейбом Лангфусом, — оба работали в бригаде, обслуживавшей крематорий III.

Греческие евреи-сефарды в Аушвице и внешне ощутимо отличались от своих восточно- и западноевропейских собратьев-ашкеназов: среди них было немало бывших военных или партизан — настоящих бойцов, способных и постоять за себя, что они и доказали в Аушвице. Недаром один из персонажей фильма Ланцмана, видевший греческих евреев в Треблинке, сравнивал их с героями-«маккавеями».

Эта бригада фактически не участвовала в восстании, и именно она дала больше всего выживших зондеркоммандовцев, и Наджари был одним из них. По всей видимости, он входил в состав самой последней из «зондеркоммандо» — той, что занималась разрушением крематориев и газовых камер.

Перед эвакуацией всего концлагеря всех живых членов «зондеркоммандо» перевели из изолированной зоны крематориев в общий лагерь в Биркенау [1054]. Марселю, по-видимому, удалось незамеченным переместиться из одной колонны в другую и смешаться с другими узниками. Скрыв таким образом свою лагерную идентичность (однозначно смертоносную!) и не откликаясь на свой номер на перекличках, — он уцелел! [1055]

17 января 1945 года (за 10 дней до освобождения лагеря!) Наджари был эвакуирован в Маутхаузен, где был еще раз зарегистрирован (под номером 119 116), а 16 февраля 1945 года его перевели на работы в маутхаузенский филиал Гузен-2. Назвав себя электриком, он поработал в Мельке, на заводе «Мессершмит». Голод, холод, нарывающая рана между пальцами — выжил он чудом, благодаря оптимизму и еще тому, что рядом всегда был кто-то из тех 26 греческих товарищей, которых миновала последняя селекция.

Их любимым развлечением было рассказывать друг другу о вкусной домашней еде и о способах ее приготовления, вступая при этом в жаркие споры о наилучших способах и ингредиентах.

Сразу же после своего освобождения Марсель направился в Париж, бывший тогда одним из крупнейших сборно-распределительных центров для перемещенных лиц.

Из Парижа он вернулся в Салоники, на какое-то время остановившись у своего друга и соседа Мориса Леона. И едва ли не первое, что он сделал после того, как пришел в себя, — написал воспоминания «Хроника. 1941–1945», снабдив их своими рисунками. Дата «15 апреля 1947 года», проставленная в начале, фиксирует скорее всего конец работы, начало же следует отнести к 1946 году, самое раннее к концу 1945 года.

10 августа 1947 году Марсель Наджари женился на Розе Салтиэль. А спустя четыре года, в 1951 году, вместе с женой и годовалым сыном, Альбертом, он переехал в Нью-Йорк.

Собственно говоря, собирался он в Индианнополис, но внял дружескому совету остаться в городе, где у него есть и родственники, и друзья. Начинал с мытья полов, но все основное время он тратил на освоение английского языка. В Штатах у него заново открылось пристрастие к рисованию, и постепенно он выучился на модельера-закройщика — работал по найму, а в 1968 году даже открыл собственное дело. Роза, его жена, также нашла себе работу по специальности — секретаршей со знанием английского и французского языков.

В 1957 году в Нью-Йорке родилась его дочь, Нелли, названная в честь любимой старшей сестры [1056]. По ночам Марселя нередко мучили кошмары, и взрослеющая дочь несколько раз уговаривала его рассказать о прошлом, но отец берег ее и обещал рассказать, когда ей будет 18 [1057].

Умер же он в Нью-Йорке 31 июля 1971 года, когда Нелли было всего 14, а ему самому не было и 54 [1058].

Отдавая себе отчет в том, как ему повезло, упиваясь каждым днем этой подаренной ему жизни, Наджари, видимо, гнал от себя мысли о зондеркоммандо. Даже попытки издать собственную книгу воспоминаний 1947 года он не предпринял! Не посещала его и идея поездки в Биркенау в поисках своего схрона. Умер он единственным уцелевшим зондеркоммандовцем, чьи тексты были все-таки найдены, умер в полной уверенности, что ничего из закопанного не найдено, что все пропало [1059].

В рукописи 1947 года Наджари так и не проговорился о том, что в свое время закопал у крематория записки. Он и подумать не мог, что схрон его найдут [1060], листы из бутылки вытащат, а текст поелику возможно прочтут и опубликуют.

Но именно это и произошло! Хоть и через девять лет после его смерти, хоть и после 36 лет прозябания в земле!

Произошло это, впрочем, довольно случайно.

24 сентября 1980 года, при раскорчевке местности около руин бывшего крематория III, на глубине примерно 30–40 см [1061], ученик Лесного техникума в г. Брюнеке Леслав Дурщ [1062]нашел стеклянную колбу от термоса, закрытую пластмассовой пробкой и завернутую в кожаную сумку. В колбе была рукопись — шесть листов формата 20×14 см, вырванных из блокнота и исписанных с обеих сторон: итого 12 страниц. Текст был написан не слишком убористым, хотя и не размашистым, почерком и на очень хорошем, как позднее оказалось, новогреческом языке. Но за треть с лишним века рукопись вся отсырела, ее состояние и, соответственно, читаемость были очень плохими.

Естественно, она была тотчас же отдана и принята на хранение в Государственный музей Аушвиц-Биркенау в Освенциме [1063]. После определения языка, на котором был написан текст, музей обратился в Министерство иностранных дел Польши с просьбой о квалифицированном переводе, каковой и сделал переводчик МИД Теодорос Алексиу, завершив его 31 июля 1981 года.

С большим трудом он смог прочесть то, что только можно было прочесть. Упоминание в тексте post factum освобождения Греции (а это был длительный процесс, и официальная дата освобождения — 18 октября 1944 года — не более, чем условность) косвенно датировало текст как написанный скорее всего в ноябре. Естественно было предположить, что 26 ноября, когда слухи о предстоящей — и действительно состоявшейся! — селекции «зондеркоммандо» достигли максимума. Живым еще зондеркоммандовцам вдруг стало ясно, что это, возможно, их последний шанс написать своим и бросить бутылку в землю. Отчего тем же числом датированы тексты Лангфуса и Германа [1064]. Но недавно Сакису Леону, зятю Наджари, первому удалось прочесть в самом тексте и дату: 3 ноября 1944 года [1065].