Йоганн Мюллер - Асы немецкой авиации

Однажды я атаковал звено из 4 Ил-2 и обстрелял один, затем второй. Я добился попаданий во все самолеты, но гарантированная победа была только одна. Все четверо попытались виражом уйти от меня на малой высоте, и все четверо дружно врезались в землю, не сумев справиться с управлением, так как бомбовая нагрузка резко снижала маневренность. Это были мои самые легкие четыре победы. Однако я помню долину, в которой советские пехота, танки и казаки атаковали окруженную немецкую часть. На земле лежали более 20 000 трупов, и это зрелище – даже с большой высоты – было поистине страшным впечатлением. Он запомнилось мне на всю жизнь, даже сегодня я закрываю глаза, но эта картина всплывает передо мной. Я помню, что плакал, пролетая над этим местом. Я просто не верил собственным глазам.

Еще одним запомнившимся боем была дуэль с Як-7. Этот пилот был лучшим из всех, с кем я встречался, хотя и не принадлежал к гвардейской части. Во всяком случае гвардейского значка я не видел. В качестве ведомого со мной летел Юнгер. Я предупредил его, и мы вошли в пике, чтобы оторваться. Русский последовал за нами и открыл огонь.

Я всегда считал, что пилот, стреляющий с большого расстояния, – новичок. Но этот парень знал свое дело и подбил Юнгера. Он остался цел, и так как мы были всего в 10 минутах лета от аэродрома, я приказал ему возвращаться. Як был один, и я намеревался поймать его. Юнгер отвалил в сторону, а я заложил крутой правый вираж, чтобы догнать Як. Я знал, что теперь Юнгер в безопасности. Як пошел вверх, я понял, что он старается набрать высоту, выполнить переворот, атаковать меня, дать очередь и уйти пикированием. Это была нормальная тактика. Но я надавил на левую педаль и рванул ручку на себя, последовав за ним вверх.

Як имел хорошую скороподъемность, однако у Ме-109G она была лучше. Я включил систему впрыска закиси азота. Теперь русский мог пикировать и крутить виражи, как хотел, но на вертикали мой истребитель обходил его. В руках хорошего пилота «Густав» был исключительно опасной машиной. Русский пилот не был глупцом, он догадался, что я делаю, сделал вираж, а потом обратный иммельман. Он захватил меня врасплох и оказался у меня на хвосте. Русский уже набрал достаточную скорость, поэтому я выпустил закрылки и сбросил обороты, чуть дернув нос истребителя вверх.

У русского был выбор: проскочить снизу или сверху. Он не сделали ни того, ни другого, а поступил точно так же, как я, то есть выпустил закрылки и снизил скорость, оставаясь позади меня. Мы оба едва держались в воздухе. Но тут я дал полный газ, убрал закрылки, заложил левый вираж, потом бочку. Так как он повторил все это, то в результате едва не сорвался в штопор. Русский начал терять высоту, я воспользовался этим, проскочил сверху и дал короткую очередь, от которой его мотор задымился. Затем фонарь открылся, пилот вывалился наружу и вскоре раскрыл парашют. Я покачал крыльями на прощание и полетел назад. Свидетелей боя не было, поэтому победу не засчитали, однако это меня не волновало. За шесть минут боя я постарел на целый год. Вообще-то, это я должен был болтаться на парашюте.

Меня могли убить много раз и даже должны были убить. То же самое можно сказать про всех нас. Посмотрите на Крупи, Макки и остальных. Однако я не желал думать о бесполезной смерти, хотя любая смерть, даже на войне, не есть хорошо. При этом я всегда старался вдолбить пилотам, которых обучал, простую мысль: никогда, никогда не возвращайся назад без ведомого. За время войны у меня были сбиты два ведомых, хотя оба остались живы и продолжили летать. Я был живым доказательством того, что неопытный ведомый – это самый страшный враг самому себе. Ведь именно так я потерял истребитель во время моего первого боевого вылета.

Мне становилось нехорошо каждый раз, когда я терял кого-либо из друзей. Один случай был особенно тяжелым, когда погиб молодой летчик, которого я лично готовил, и который много раз летал со мной ведомым. Ханс-Иоахим Биркнер уже сам одержал много побед перед тем, как погибнуть. Летая в составе JG-52, он сбил 117 самолетов и был награжден Рыцарским крестом, совершив всего 284 вылета – наилучшее соотношение за всю войну. В качестве моего ведомого он совершил много вылетов в 9-й эскадрилье, которую потом принял в качестве командира. Он погиб при посадке, когда его самолет разбился после отказа мотора недалеко от Кракова.

Если не считать эффектного приземления Крупински в день моего прибытия в JG-52, произошел еще один комичный эпизод.

Моим ведомым во многих вылетах был Карл Юнгер, который сначала оспаривал мои победы. Он пошел на посадку, так как у него кончилось топливо, но на пути самолета оказался польский крестьянин на телеге с лошадью. Юнгер врезался в него, убив лошадь и разнеся телегу, однако при этом истребитель тоже превратился в кучу исковерканных обломков. Мы увидели это и уже начали думать о похоронах, как внезапно обломки зашевелились, и Юнгер вылез наружу без единой царапины. Даже его летные очки не пострадали. Он был готов снова лететь. Невероятно!

А затем появились «мустанги», которых мы ждали и опасались. Мы знали, что этот самолет гораздо лучше наших – новее, быстрее, с огромным радиусом действия. Мы знали, что он имеет мотор жидкостного охлаждения, который может создать проблемы, если пробит радиатор. Он был вооружен шестью 12,7-мм пулеметами, мощными и опасными. «Мустанги» с баз во Франции, Англии, Бельгии и Италии летали над всей Европой.

Когда я прибыл в Румынию, мы прикрывали нефтяные вышки Плоешти, и Вилли Батц сразу сделал меня командиром эскадрильи. Мы всегда состязались с Баркгорном, так как мы трое были лучшими асами после того, как Ралль отправился на запад, и я всегда побеждал. Это происходило потому, что Батц был штабным офицером и его обязанности постоянно держали его на земле, а Герд был ранен несколько раз и временно прекращал летать. Затем Герд отправился на запад и пересел на FW-190, а потом на реактивные самолеты, поэтому я летал больше него. Я привык поднимать пальцы после удачного вылета, чтобы показать свои победы и немного позлить его.

Баркгорн мог иметь гораздо больше побед, но когда возникал вопрос, кто именно сбил самолет, он всегда отдавал победу другому пилоту. Батц действовал примерно так же. Он добился больших успехов и сбил 237 самолетов, получил Мечи, но в феврале 1945 года его перевели в Венгрию. В России Батц одержал 14 побед за один день, поэтому он постоянно напоминал мне, что хотя у меня больше побед, он сбил больше самолетов за один день. Это было так, но я указал ему на свои Бриллианты и спросил: «А где твои?» Но мы и сегодня остаемся добрыми друзьями.

На бумаге меня произвели в майоры, но пока не подтвердили новое звание, и я командовал базой в Яссах. JG-52 снова разделили, часть дралась против русских, а часть – против американских тяжелых бомбардировщиков. Храбак убыл командовать JG-54, а командиром JG-52 был назначен Граф. Именно в Румынии я едва не потерял своего первого ведомого. Мы патрулировали над Яссами, и я ни о чем не думал, любуясь на фотографию моей Уши, которую прикрепил над альтиметром. Мне доставляло удовольствие мимоходом глянуть на нее. Но внезапно меня одолели дурные предчувствия, словно что-то укололо в шею. Можете назвать это шестым чувством. Я оглянулся на своего ведомого, совсем зеленого новичка, и увидел, как вражеский истребитель стремительно заходит на него. Я крикнул ему, чтобы он немедленно отваливал вправо, что парень и сделал, показав незаурядную реакцию. Пушечная очередь пролетела мимо. Я понимал, что противник явно не один, пожтому немедленно выполнил переворот. Этот русский оказался очень агрессивным, нельзя было позволить ему уйти. Я сел противнику на хвост и приказал ведомому перейти в пологое пике, чтобы заставить русского подумать, будто перед ним легкая добыча. Русский полностью сосредоточил внимание на цели, поэтому я легко сбил его, приказав ведомому следить, к чему приводит такое поведение. Затем я объяснил ему, что происходит, если ты не следишь за своим хвостом. Как ни странно, русский все-таки оказался один, без ведомого. Нам повезло, но до конца полета мы были настороже. Я сказал себе, что могу посмотреть на фотографию Уши попозже, никуда она не денется.