Йоганн Мюллер - Асы немецкой авиации

Посадка тоже составляет проблему, так как колея шасси довольно узкая. Заход на слишком большой скорости, если не убавите мощность мотора, или полностью выпустите закрылки, вас может просто перевернуть на спину. А если слишком резко убрать обороты, мотор может заглохнуть. У этой лошадки был тяжелый норов. Этого не было на FW-190, который имел широкую колею и более прочную конструкцию, что облегчало действия с плохо подготовленных аэродромов. Рекордсменом по заносам в сторону на Ме-109 был Храбак. Очень легко было ошибиться на раскисшем грязном поле. В конце войны нам приходилось летать с бетонных полос, к чему мы не привыкли, и тогда мы начали ломать свои истребители. Мы привыкли садиться на мягкую землю, и эти привычки въелись пилотам в кровь.

Мы с Галландом обсуждали эти проблемы и когда в 1944 году мы встретились с Галландом в Берлине. Это произошло, когда он еще был генералом истребителей. Он сказал, что подготовка пилотов была основной причиной, по которой он и командиры эскадр хотели переговорить с Герингом. Он и Штайнхоф уже говорили с фельдмаршалом Мильхом, и эти разговоры шли повсюду. Их встреча закончилась плохо для ее участников.

Геринг спросил меня о партизанах. Он знал, что мы потеряли около 200 истребителей (Ме-109 и FW-190) из двух групп на базе в Карпатах. Комендантом базы был генерал, не принадлежавший к люфтваффе, он игнорировал наши требования рассредоточить и замаскировать истребители. Это было потому, что американские истребители и бомбардировщики совершали налеты почти ежедневно. Гитлер также спрашивал меня об этом, и я ответил.

В один прекрасный день появились «мустанги» и «тандерболты» и уничтожили более половины истребителей, находившихся на базе. Генерал решил прикрыть свою задницу и в рапорте в Берлин свалил все на партизан. Гитлер спросил об этом и поинтересовался, насколько серьезна проблема партизан. Я сказал ему, что рапорт был ложью. Я был там, и мы не имели проблем с партизанами в Румынии. Гитлер сказал, что генералы постоянно жалуются на партизан, и что он уверен – его генералы лгут ему.

Когда мы с Гитлером говорили о воздушной войне, он сказал, что Геринг отдал приказ, согласно которому все истребители, дневные и ночные, должны взлетать на перехват вражеских бомбардировщиков, как только те появятся, даже ночью и в плохую погоду. Я сказал Гитлеру, что это невозможно. Для этого нужно вернуть пилотов обратно в летные школы и научить летать по приборам, что потребует целый год. Иначе это будет самоубийство.

Я сказал ему, что пилоты ночных истребителей, бомбардировщиков и разведчиков имеют нужный опыт. Мы потеряли много истребителей, которые пытались взлететь в условиях плохой видимости, чтобы перехватить бомбардировщики, летевшие к Ютеборгу. Высота туч было около 300 метров, а видимость просто отвратительной. В результате мы потеряли 40 истребителей. Гитлер также заговорил о новом оружии и тактике, после этого мы пожали друг другу руки и расстались. Это было 25 августа 1944 года – моя последняя встреча с Гитлером. Затем последовал приказ о 10-дневном отпуске, и я смог жениться на Уши.

Мы устроили дома большой праздник. Мои фотографии были во всех газетах, и в спортивном дворце Вайля устроили торжественный обед. Там присутствовали все. Было множество подарков. Прибыл мэр и вручил мне документ. Они собирались построить для нас прелестный домик. Этого не произошло, так как война закончилась, и я вернулся домой только 10 лет спустя.

Я получил 10 дней отпуска, но когда прошли 8 из них, мне приказали явиться к генералу истребителей генерал-лейтенанту Галланду. Вместе с ним мы обсудили положение с Ме-262. Он собирался направить меня на учебные курсы. Я улетел на фронт, но в сентябре вернулся, чтобы жениться на Уши, вот единственное, что меня интересовало. Мы устроили мальчишник, который в Германии называют «Эльфийской ночью». На следующий день мы поженились и остановились в санатории истребительной авиации, где оказался наш друг доктор Россбах, который также был врачом JG-53.

На свадьбе присутствовали Герд, Вилли Батц, Крупи, Гейнц Эвальд, Эрхард Рихтер, Людвиг Францишкейт и все, кто мог. Все было чудесно, хотя нам пришлось посетить мэрию. Мы не венчались в церкви, так как мы были протестантами, а единственная церковь в деревне была католической. Повторную свадьбу мы сыграли в церкви после моего возвращения из русских лагерей в 1956 году. Нас поженил мой дядя, брат отца, который был мэром. Интересно, что мы с Францишкейтом знали друг друга еще по полетной школе, и он летал вместе с Марселем.

Я был изрядно пьян, когда начались свадебные празднества. Мы выпили столько шампанского, что просто страшно. На следующий день мы с Уши упаковали вещи и отправились в свадебное путешествие. Когда мне предъявили счет на 4000 марок, меня едва не хватил удар. Но чиновник указал на мои Бриллианты и сказал, что национальный герой не должен ни за что платить. Он подписал счет, и получилось, что за мою свадьбу заплатило правительство. Я решил, что это очень здорово, и поблагодарил его. Он захотел мой автограф, и я охотно расписался.

Я не мог видеть Уши и семью так часто, как мне хотелось бы. После свадьбы мы устроили еще один праздник в доме моих родителей. Потом мне пришлось возвращаться, и я одолжил Физелер «Шторх», чтобы лететь в Краков. Я получил новый Ме-109 и полетел в Брюнн. Я не видел Уши до 31 декабря, а затем только в марте 1945 года, когда я перевез Уши вместе с нашими друзьями, семьей Вандеркамп, в их замок. Мне снова дали отпуск на 10 дней, и я отправился домой после того, как полетал на Ме-262 в Лехфельде, где находились Галланд и Траутлофт в конце сентября и начале октября.

Лехфельд был отличной авиабазой, в то время вполне современной. Летная полоса была асфальтовой, и реактивные самолеты были выстроены по обе стороны от нее. Один из механиков подвел меня к самолету. Я взобрался в кабину, механик взобрался на крыло и детально рассказал мне о запуске двигателей, рулежке, взлете и посадке. Он был очень серьезен, предупредил, что сектор газа следует двигать вперед очень аккуратно, и сказал почему. Он посоветовал дождаться, пока указатель скорости покажет 190 км/ч, а затем потянуть ручку на себя, после чего ты будешь предоставлен сам себе. Он объяснил, что посадка происходит на более высокой скорости, чем на Ме-109, сначала выпустить закрылки до половины, аккуратно сбросить скорость, но быстрее, чем при взлете. Не нажимать на тормоза, пока скорость не упадет до 30 км/ч, или их может зажать. Я сказал «Хорошо» и пошел на взлет.

Взлет был спокойным и ровным, почти как на планере, но я чувствовал мощь двигателей. Я держал связь по радио с центром управления, в наушниках было тихо – никакого треска и разрядов, как на Ме-109. Я набрал высоту и заложил вираж. Радиус разворота меня совсем не впечатлил, однако скороподъемность была потрясающей. Посадка на самолете с носовым колесом была совершенно новым опытом. Позднее в этот же день я совершил второй полет. На следующий день я выполнил еще два экзаменационных полета. Прежде чем покинуть Лейхфельд, я набрал 7 часов на реактивном самолете во время 10 полетов. Самолет имел четыре тяжелые пушки и мог прекрасно действовать против бомбардировщиков.