Сабин Дюллен - Уплотнение границ

За три дня я проехал десятки деревень и местечек Западной Белоруссии.

Все эти три дня были так называемыми «будними» днями, но население не работало. Оно было на улицах, по обочинам дорог, у перекрестков. Люди шли и ехали встречать свою родную Красную Армию. Неизвестно откуда появившимся кумачом заалели, зацвели улицы, рукава и петлицы. Над дорогами повисли гирлянды цветов и трогательные своей непосредственностью и искренностью лозунги ‹…›

При въезде в ‹…› деревню стоял белый столб, на котором было написано «Гичес», но к приходу наших войск эта польская надпись была зачеркнута и чья-то заботливая рука вывела по-белорусски: «Турец» [238] Пограничник. № 2, 3. .

Несмотря на господство патриотической риторики («пламенный патриот», «подлинный советский патриотизм», «патриот советской родины», «священная советская земля», «новые страницы в книге советского патриотизма», «примеры большой инициативы советского патриотизма простых советских людей», «отряд патриотов-пограничников»), революционно-демократическое измерение переноса границ тоже не было забыто. Большое внимание уделялось организации выборов, которые должны были пройти в Западной Белоруссии и Западной Украине 22 октября. Во многих местах, кстати, пограничники участвовали в предвыборной кампании, а порой и в самом голосовании, чтобы обеспечить нужное количество голосов сторонникам «воссоединения».

Заметную и вполне предсказуемую сложность представляла установка новой линии границы напрямую с Германией. Тот факт, что отныне последняя являлась дружественной державой, не мог полностью вытеснить образ враждебного фашистского режима. В этих условиях советское руководство больше всего боялось возможных столкновений. Именно эти опасения стояли за приказом Берии, в котором строго запрещалось стрелять без предупреждения на советско-германской границе и требовалось тщательно соблюдать устав службы пограничной охраны, в частности следить за тем, чтобы в случае применения оружия при задержании нарушителя «пули не ложились на территорию Германии» [239] Приложение к пункту № 189 Протокола № 14 заседания Политбюро, 1940 г. // РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 162. Д. 27. . Начальники 85-го, 94-го и 98-го погранотрядов должны были тщательно проинструктировать на этот счет комендантов и начальников застав. Ответственность за выполнение приказа возлагалась на начальников Управлений пограничных войск УССР и БССР комдивов В. В. Осокина и И. А. Богданова. Кроме того, его содержание доводилось до сведения наркомов внутренних дел УССР и БССР И. А. Серова и Л. Ф. Цанавы, а также командующих Западным и Северо-Западным погранокругами Петрова и Курдыкина. Все это свидетельствовало о том, насколько трудно было на практике гарантировать правильное поведение советских пограничников в отношении государства, которого Москва одновременно боялась и с которым была официально в дружественных отношениях.

В истории Советского Союза олицетворением границы являлась прежде всего фигура пограничника, которая с 1930-х годов стала вездесущей. Для иностранного историка это является неожиданным открытием, свидетельствующим о необычной патриотической конструкции. Первое признание в качестве бойцов, сражающихся наравне с красноармейцами – участниками Гражданской войны, пограничники заслужили в боях с японцами, и большинство черт, ставших неотъемлемой частью их идентичности, сформировалось именно на восточных границах (модернизатор, боец, герой приключений). Тем не менее окончательная политизация этой идентичности произошла в 1939–1940 годах в Европе. Политические репрезентации капиталистического окружения обеспечили таким образом пограничнику центральное место в школе советской нации. Было бы ошибкой полагать, что речь идет только о пропаганде. Разумеется, во всех областях различия были чрезвычайно велики. Что было общего между украшенным орденами героем со страниц «Правды» и небритым «погранцом», в стоптанных сапогах месившим грязь на границе? Кем на самом деле был сахалинский пограничник – образцовым агитатором и строителем социализма или шпионом на службе японцев? Что скорее двигало советским пограничником, когда он вступал на территорию Восточной Польши: сознание выпавшей ему миссии или стремление разжиться вещами и продуктами или даже бежать? Каждый советский пограничник мог быть то тем, то другим. Характерное для советского режима чрезвычайно сложное управление публичным и секретным тоже способствовало стиранию границ между мифом и реальностью – и это притом что административный дискурс отличался перформативностью.

Советская Россия, а затем СССР, рубежи которых должен был защищать наш герой, являлись новыми территориальными конструкциями. Чем являлась в таком случае граница советского пограничника?

Согласно Большой советской энциклопедии, государственные границы Советской России были определены мирными договорами с Эстонией (2 февраля 1920 года), Литвой (12 июля 1920 года), Латвией (11 aвгуста 1920 года), Финляндией (14 октября 1920 года), Польшей (18 марта 1921 года), Афганистаном (28 февраля 1921 года), а также договорами о дружбе и сотрудничестве с Персией (20 февраля 1921 года), Турцией (16 марта 1921 года), Монголией (5 сентября 1921 года) и Китаем (30 мая 1924 года). Единственной страной, граница с которой не стала предметом переговоров и не была признана, являлась Румыния.

Несмотря на новые границы, на практике ситуация по обе стороны рубежа оставалась нередко прежней, как позволяет судить об этом, к примеру, автобиографический роман Сергея Пясецкого (Песецкого), посвященный жизни контрабандистов на советско-польской границе [240] Первая публикация: Piasecki S . Kochanek Wielkiej Niedźwiedzicy. Warszawa: Towarzystwo Wydawnicze «Rój», 1937; рус. пер.: Пясецкий С. Любовник Большой Медведицы / Пер. с польск. В. Л. Авиловой, Д. С. Могилевцева. Минск: Регистр, 2014. . В 1922–1924 годах автор романа неоднократно пересекал приграничные районы, направляясь из расположенного на территории Польши белорусского городка Ракова в пригород Минска. Этот путь длиной около пятидесяти километров проходил через болота, холмы, реки и леса. Зимой тропы были заметены снегом, и лучшим временем года для контрабанды считалась осень. По обе стороны границы люди жили одинаково: они были бедны, пили водку, пели белорусские песни и просыпались под звон православных колоколов. Торговля находилась в руках евреев; товары обычно обменивались не на местные деньги, а на доллары или золото. Все население жило за счет новой границы. В начале 1920-х годов процесс культурной, идеологической и экономической дифференциации между оказавшимися по разные стороны границы территориями был еще впереди. Пока эти миры оставались тесно переплетенными. Это были окраины многонациональных империй, которые в случае России соответствовали территории черты оседлости, широкой полосой протянувшейся от Балтийского моря до Черного.