Сабин Дюллен - Уплотнение границ

Как в этих условиях шло создание границы? Сама по себе граница – устойчивая, четко определенная линия, маркер государственного суверенитета – не интересовала новую политическую элиту, пришедшую к власти в революционной России. Большевиков гораздо больше волновал вопрос экспорта революции. И в Европе, и в Азии главной целью их политики было создание передового фронта революции. Джереми Смит убедительно показал, насколько изобретательной была национальная и территориальная политика, проводимая большевиками в «освобожденном» от буржуазного гнета пространстве [241] См. о национальном и федеральном строительстве: Smith J. The Bolsheviks and the National Question, 1917–1923. New York: Palgrave; Macmillan, 1999. О дипломатической стороне вопроса см. прежде всего следующие работы, опирающиеся на документы из архивов министерств иностранных дел Польши, Финляндии и частично России (АВП РФ. Ф. 0135): Borzecki J. The Soviet-Polish Peace of 1921 and the Creation of Interwar Europe. New Haven: Yale University Press, 2008; Рупасов А. И., Чистиков А. Н. Советско-финляндская граница, 1918–1938. СПб.: Европейский дом, 2000. . Исследователь, однако, не рассматривает вопрос внешних границ, интересовавший до сих пор только специалистов по истории дипломатии. А ведь будь то внешние или внутренние рубежи, в основе определения территориальных границ суверенитета лежали одни и те же принципы, и в эти годы – в период между подписанием перемирий и мирных договоров и созданием Советского Союза – существовало множество связей между политикой добрососедства, пограничной и национальной политикой. Использование традиционных для историографии делений привело к частичному разрыву взаимосвязей между историей внутренней реорганизации нового многонационального государства и историей его внешних границ. Моей задачей является восстановить связь между внутренними и внешними рубежами. Как осуществлялся – в теории и на практике – контроль над периферийными территориями? Прежде всего следует подчеркнуть, что хотя большевики и действовали параллельно с участниками Парижской мирной конференции, определившей устройство послевоенной Европы, политика советских властей заметно отличалась. В своих попытках решить территориальный вопрос вожди революции отказались от унитарного принципа, считавшегося в рамках Версальской системы единственной гарантией стабильности, демократии и прогресса. Как мы увидим, во имя пролетарской революции они весьма талантливо использовали принципы независимости, автономии и федерации народов.

Следует напомнить еще один факт, о котором историки часто забывают: большевики умело применяли соглашения с соседними государствами как для восстановления мира, так и для борьбы с так называемой контрреволюцией в пограничных районах. Уже в начале 1920-х годов советские дипломаты претендовали на роль защитников «духа и буквы» подписанных соглашений и представляли себя образцами для подражания в том, что касалось соблюдения международного права, которое, на их взгляд, постоянно нарушали соседние государства [242] См. тома за 1921–1925 годы из коллекции: Документы внешней политики СССР, 1917–1938. M.: Госполитиздат, 1960–1963. Т. 4–8 (далее ДВП СССР). . Я постараюсь показать это на примере формирования пограничной зоны с советской стороны, которое сначала отвечало логике двусторонних отношений, а затем превратилось в одну из практик внутреннего контроля пространства.

Понятие пограничной зоны как особого функционального пространства и зоны действия государственной политики, ограниченной определенной территорией, получило широкое распространение в XIX веке в соглашениях между соседними государствами [243] Перечень юридических текстов, определяющих санитарные, военные, таможенные зоны, а также зоны обмена преступниками и дезертирами: Lapradelle P. G. de. La frontière. Thèse pour le doctorat sciences politiques et économiques. Université de Paris, Faculté de droit. Paris: Editions internationales, 1928. . Оно встречается как в международном, так и во внутреннем праве. Так, уже в XVIII веке была определена зона действия английских и французских таможенников в районе Ла-Манша: 3 лье на суше и 3 морские мили на море [244] Morieux R. Une mer pour deux royaumes: La Manche, frontière franco-anglaise, XVIIe – XVIIIe siècles. Rennes: Presses universitaires de Rennes, 2008. . В Российской империи полномочия таможенников и пограничников, в том числе право преследовать нарушителей, проводить расследования, обыски и задержания, расширялись по мере приближения к границе (50 верст, 30 верст, 21 верста, 7 верст, 875 саженей) [245] Инструкция службы чинов Отдельнаго корпуса пограничной стражи. СПб.: Генштаб ОКПС, 1912. Ст. 24, 29 и 185. . Во время Балканских войн, а затем в ходе Первой мировой войны понятие пограничной зоны использовалось также для оправдания массовых принудительных перемещений населения [246] Так, турецко-болгарская конвенция 1913 года предусматривала обмен 48 570 турок и 46 764 болгар, проживавших в пределах 15-километровой полосы по обе стороны границы. . Тем не менее лишь по окончании Первой мировой войны это понятие стало применяться повсеместно.

Речь шла прежде всего о сознательной политике добрососедства: как тогда считалось, в разрушенной войной Европе такую политику во что бы то ни стало следовало проводить, в том числе – или даже прежде всего – бывшим врагам. Работа европейских юристов, сотрудничавших с юной Лигой Наций, полностью вписывалась в эту логику обеспечения коллективной безопасности и мира между народами. Старые и новые государства стремились окружить себя нейтральными или демилитаризованными зонами, которые иногда совпадали с бывшими прифронтовыми районами, способствуя их замирению. Так, в целях обеспечения безопасности на франко-германской границе было принято решение о демилитаризации Рейнской области и временной передаче Саарского бассейна под управление Лиги Наций. Этот процесс не ограничивался территорией Европы [247] Altug S., White B. Th. Frontières et pouvoir d’État. La frontière turco-syrienne dans les années 1920 et 1930 // Vingtième Siècle. Revue d’histoire. 2009. Vol. 103. Р. 92. . Часто вставал и вопрос создания буферных зон вдоль западных границ России и дружественных ей советских республик.

Кроме того, реорганизация пространства на востоке Европы обуславливала необходимость учитывать «антропологическую» специфику приграничных зон и областей, где пространство повседневной жизни не совпадало с новыми политическими рубежами. Сами по себе трансграничные обмены не были чем-то новым: на востоке Европы на границах империй еще до Первой мировой войны практиковалась выдача пропусков («легитимационных билетов»). Они действовали в течение года и позволяли регулярно пересекать границу лицам, работавшим за границей, а также владельцам и персоналу имений, расположенных по обе стороны рубежей. Эта практика получила продолжение, когда возникшие на развалинах империй новые государства подписали двусторонние договоры, предусматривавшие создание пограничных зон с особым режимом торговли и перемещений для местного населения [248] Многочисленные примеры можно найти в публиковавшемся в коллекции договоров Лиги Наций, например: Т. 97. № 2222, 1929–1930. С. 117–129. Пример из дореволюционной практики: в Новоселицкой волости, расположенной вблизи границы с Австро-Венгрией, в 1905 году каждый месяц границу пересекало 90 тысяч обладателей легитимационных билетов (РГВИА. Ф. 4888. Оп. 1. Д. 13. Л. 16). . Подобные соглашения о «малых границах» или «малых трансграничных потоках» часто являлись приложением к торговым договорам; они признавали специфику повседневной жизни на периферии новых государств, позволяя жителям деревень и городов, расположенных на расстоянии 10–15 км от границы, получать пропуска и специальные разрешения. В этих соглашениях определялись также пункты пересечения границы и товары, освобождаемые от уплаты таможенных пошлин. Существовали ли подобные соглашения в советских республиках в 1920-е годы? Как они соотносились со стремлением обеспечить идеологическую защиту нового революционного пространства?