Вячеслав Никонов - Октябрь 1917. Кто был ничем, тот станет всем

Керенский продолжал: после ареста Львова «я немедленно отправился в Малахитовый зал, где проходило заседание кабинета, и, доложив о встрече со Львовым, зачитал его записку и дословный текст моего разговора с Корниловым. Высказавшись за подавление мятежа, я заявил, что считаю возможным бороться с поднятым мятежом лишь при условии, если мне будет передана Временным правительством вся полнота власти… После непродолжительного обсуждения было решено передать председателю всю полноту власти, с тем чтобы положить конец антиправительственному выступлению… За исключением кадетов Юренева и Кокошкина, которые подали в отставку, все министры передали свои портфели в мое распоряжение. Я попросил их остаться на своих постах» [2130] Керенский А. Ф. Россия на историческом повороте. С. 243. .

Действительно, с этого момента вся власть в России сузилась до одной точки — Керенского. Об этом хорошо расскажет на Демократическом совещании министр юстиции Зарудный:

— В результате кризисов правительства настал такой момент, когда вся власть оказалась в руках одного человека. Кем она была ему поручена? Несколькими министрами-социалистами! Когда разыгралась корниловская история и когда нам министр-председатель во Временном правительстве об этом сообщил, он сделал вывод о том, что он должен был быть уполномочен на все чрезвычайные меры для подавления ожидаемых беспорядков, с другой стороны намекнул на то, что данное правительство подлежит в известной степени реорганизации. И стоило ему на это только намекнуть, как все министры взяли листы бумаги и написали свои прошения об отставке. Я должен сделать одну оговорку, лично я — отказался от этого. Я сказал, что я не вижу никакой связи между контрреволюционным выступлением какого-то генерала и моей отставкой… [2131] Известия. 1917. 17 сентября. № 173.

Кокошкин первым взял слово и заявил, что «для меня не представляется возможным остаться в составе Временного правительства при диктаторском характере власти его председателя… После меня заявили о своих отставках и другие министры, — последним В. М. Чернов. Министры из партии к.-д. заявили, что они в данный момент выходят в отставку, не предрешая вопроса о своем будущем участии во Временном правительстве. Министры-социалисты, заявляя о своей отставке, сказали, что представляют себя в полное распоряжение министра-председателя». На руках у премьера появилось 14 заявлений об отставке.

По словам Некрасова, «Керенский заявил, что отставок он сейчас принять не может и что временно вопрос должен оставаться на весу. Поэтому все министры должны пока остаться при исполнении своих служебных обязанностей». Только Кокошкин настаивал, что его отставка окончательная. «Передав всю полноту власти Керенскому, Временное правительство естественно перестало существовать как таковое. У нас в эти дни происходили целый ряд совещаний, но все они носили частный характер» [2132] Милюков П. Н. История второй русской революции. С. 375–376. .

А в ту ночь и на следующий день основная энергия собравшихся в Зимнем дворце ушла на то, чтобы попытаться отговорить теперь уже единовластного диктатора от поспешных и необратимых шагов. «Кажется, все сплошь хватали Керенского за фалды, чтобы иметь минуту для соображения, — напрасно! Он визжал свое, не слушая, и, вероятно, даже физически не слыша никаких слов, к нему обращенных…» [2133] Гиппиус З. Дневники. С. 182. , — записала в дневнике всегда хорошо информированная Гиппиус.

Половцов был приглашен на совещание в Зимнем дворце: «Все ожидают окончания заседания Временного правительства. Там происходит крупная ругань, окончившаяся удалением Чернова из заседания. Около двух часов ночи господа министры расходятся, кажется, по обыкновению, предоставив Керенскому какие-то чрезвычайные полномочия. Наконец, появляется и он с Савинковым. Сначала он нам рассказывает свой разговор с Львовым и со смехом говорит:

— Ловко я их подловил, притворившись с ними заодно, — они себя и выдали с головой.

Нахожу приемы Верховной власти довольно оригинальными. Поди, разбери, когда он изволит притворяться, а когда нет… Наклоняюсь к Пальчинскому, продолжая доказывать, что тут кроется какое-то недоразумение…

— Никакого недоразумения нет, все ясно, вот на этой телеграфной ленте у меня несомненные доказательства корниловской преступности. Прав был Брусилов, говоривший про Корнилова, что у него львиное сердце, но баранья голова» [2134] Половцов П. А. Дни затмения. С. 205–206. .

Савинков «ночь с 26 на 27-е и половину следующего дня «провел в беседах по прямому проводу с Филоненкой и генералом Корниловым. Керенский предлагал объявить о восстании генерала Корнилова немедленно, и этого же мнения держался министр финансов Некрасов, но остальные члены Временного правительства и некоторые общественные деятели, как П. Н. Милюков и В. А. Маклаков, многократно настаивали перед Керенским на необходимости ликвидировать недоразумение и сговориться с генералом Корниловым» [2135] Савинков Б. В. Воспоминания террориста. С. 335–336. .

Половцов оставался во дворце: «Наконец, радио закончено. Объявляется, что Корнилов изменник, предписывается Лукомскому принять временно Верховное командование и т. д. Керенский одобряет текст и собирается его отправить. Я замечаю, что неудобно отрешать Верховного без ведома военного министра, а его в комнате как раз нет. Савинкова всюду разыскивают, но, кажется, в конце концов посылают радио без него. Седьмой час утра» [2136] Половцов П. А. Дни затмения. С. 207. .

Когда Савинков увидит телеграмму, то придет к выводу: «Не могу не заметить, что телеграмма эта по содержанию была незаконной, ибо не министр-председатель, а только Временное правительство имело право сместить Верховного главнокомандующего, по форме же она была телеграммой частной, ибо была без номера, без второй, скрепляющей, подписи, за одной подписью «Керенский», без звания «министр-председатель», и была адресована не «Главковерху, Ставка», а «генералу Корнилову, Могилев» [2137] Савинков Б. В. Воспоминания террориста. С. 335. .

Ранним утром Керенский добрался, наконец, до своих апартаментов (они же апартаменты Александра III), но еще долго не мог успокоиться, шагая из угла в угол и громко распевая оперные арии, мешая спать арестованному — в соседней комнате — Львову.

В Ставке не подозревали о бурных событиях, происходивших в Зимнем. Там казалось, что после телеграфного разговора Корнилова с Керенским все встало на свои места. Премьеру, помимо прочего, удалось притупить бдительность Корнилова и заразить его благодушием. В тот вечер для Керенского «в Могилеве в губернаторском доме приготовили комнату рядом со спальней Корнилова, выселив для этой цели одного из членов его семьи» [2138] Головин Н. Н. Российская контрреволюция в 1917–1918 гг. Т. 1. С. 161. . Лукомский подтверждал, что Корнилов «уверен, что все идет отлично и что он действует в полной согласованности с Временным правительством».