Виктория Смолкин - Свято место пусто не бывает: история советского атеизма

Должен ли кто-либо отвечать за обрядовую сторону жизненного цикла, а если да, то как будут выглядеть новые социалистические обряды, оставалось неясным 705. Такие представители лагеря социалистов, как В. Д. Бонч-Бруевич, считали, что развитие светских обрядов будет естественным результатом отделения церкви от государства. После революции, писал Бонч-Бруевич, у советских людей появится возможность отмечать переходные события своей жизни либо «гражданским порядком», либо «по-старому, с духовенством» 706. Его оппоненты выражали сомнение в том, должна ли революция иметь свои ритуалы и вообще будут ли обряды играть какую-либо роль в новом мире. Фактически дебаты по этим вопросам начались еще до 1917 г. Одни участники дискуссии считали любые обряды примитивными по сути своей и доказывали необходимость полностью искоренить религиозные праздники, обряды, ритуалы и даже воинскую присягу. Общество будущего виделось им свободным от бессмысленных ритуальных действий и избавленным от толпы, жаждущей зрелищ. Как рассказывал Ярославский в докладе на первом съезде Союза безбожников в 1925 г. 707, один пламенный большевик, борясь с тем, что он называл «коммунистическим двоеверием», даже завещал отдать свое тело в мыловарню в качестве сырья 708. Другие рассматривали обряды как пережиток старого быта, который массы постепенно перерастут, и считали, что партия должна удовлетворять потребность народа в обрядах в качестве промежуточной меры. С их точки зрения, пусть лучше это будут «наши» социалистические обряды, очищенные от мистических и сверхъестественных элементов, а не «их» религиозные обряды. Третьи, наконец, указывали, что обряды существуют в разных культурах на протяжении всей истории человечества и потому не обязательно являются чем-то ретроградным по сути своей, но скорее представляют собой исторически конкретное воплощение универсального человеческого опыта. Они доказывали, что, учитывая преобразующий потенциал ритуального опыта, в интересах партии было бы предложить людям свои ритуалы 709. В первые пореволюционные годы, пока большевики обсуждали место обрядов в новом коммунистическом быту, советские люди продолжали влюбляться и жениться, создавать семьи и рожать детей, стареть и умирать, и эти обыденные, но неизбывные социальные явления придавали вопросу обрядности непреходящую актуальность.

Тем не менее, отрицая старый быт вместе со всеми его учреждениями, верованиями и практиками, большевики не спешили предлагать ему значимую замену 710. Картина А. Моравова под названием «В волостном загсе», написанная в 1928 г., воплощает видение нового быта на заре советской власти. Картина, выполненная в насыщенных красных тонах, изображает деревенскую парочку – причем жених все еще носит буденовку, – весело регистрирующую свой союз в темном помещении ЗАГСа в кругу друзей 711. Немногочисленные попытки ввести социалистические обряды в ранний советский период предпринимались отдельными энтузиастами, изобретавшими процедуры социалистических крестин («октябрин»), свадеб и похорон. Проводились эти «красные обряды» местными советами, партийными и комсомольскими ячейками, обычно на предприятии или в колхозе, где работал человек. Обряды носили торжественный, но аскетичный характер, были лишены каких-либо ритуальных украшений и зачастую становились не столько коммеморацией перехода из одного социального статуса в другой, сколько площадкой для антирелигиозной пропаганды. Более того, хотя партия пропагандировала социалистические обряды в прессе, неуклюжее исполнение часто превращало их не в предмет подражания, а в объект сатиры. Так, в статье, опубликованной в «Правде» в 1935 г., популярные писатели Илья Ильф и Евгений Петров в пародийном ключе изобразили обряд «октябрин», описывая, как председатель месткома дарил каждому новорожденному красное сатиновое одеяльце, а потом «брал реванш» – «над люлькой младенца он произносил двухчасовой доклад о международном положении», пока «взрослые тоскливо курили». Когда председатель завершал доклад, «все с чувством какой-то неловкости шли домой», где, «конечно, все приходило в норму… Но чувство неудовлетворенности оставалось еще долго» 712. В подобных публикациях подчеркивалось несоответствие между высокими идейными целями социалистических обрядов и не слишком удачными способами их проведения.

В начале советского периода большевики создали широкий набор политических ритуалов, символически организующих и оформляющих общественную жизнь, но почти не уделяли внимания поиску социалистических альтернатив религиозным обрядам и традициям, которые организовывали и оформляли жизнь частного лица и малого сообщества. Несмотря на революционные мечты о трансформации общества и человеческой природы, спорадические попытки большевиков внедрить социалистические обряды в повседневную жизнь, как правило, не имели успеха, и вопрос о том, как превратить религиозные ритуалы и верования в социалистические обряды и убеждения, оставался без ответа. Фактически после первых неудач большевики сняли этот вопрос с повестки дня.

К концу 1930‐х гг., когда Сталин отказался от воинствующей антирелигиозной пропаганды, постепенно сошли на нет даже эпизодические попытки энтузиастов ввести социалистические обряды. По мере становления культуры сталинизма аутентичным воплощением советской идентичности стали считаться массовые празднества, тогда как ритуалы частной жизни изображались как прибежище религиозной отсталости и мещанской сентиментальности. Это отношение передает антирелигиозный плакат 1939 г., пространство которого разделено пополам между миром религии (слева, погруженное во мрак) и миром социализма (справа, залитое светом). Слева изображен низкорослый священник, указывающий на прейскурант с надписью «Свадьбы, крестины, похороны», справа – молодая пара (теперь уже одетая не в военную форму, а по городской моде) с благодушной снисходительностью смотрит на священника, а на заднем плане молодежь танцует перед клубом. Подпись к плакату гласит: «У церковного порога ждешь, поп, напрасно – без икон и бога мы живем прекрасно!» (см. ил. 11) 713. Конечно, за пропагандистским фасадом жизнь многих советских людей оставалась связанной с религией, тогда как с социалистическими обрядами в более широком смысле слова люди чаще сталкивались на плакатах, чем в своей повседневной жизни.

Ил. 11. М. Черемных. У церковного порога / Ждешь, поп, напрасно – / Без икон и бога / Мы живем прекрасно. Плакат. М.; Л.: Искусство, 1939. Государственный музей истории религии, Санкт-Петербург

После войны профиль работы ЗАГСов стал меняться. Постановление Совета народных комиссаров РСФСР от 8 января 1946 г. «О мероприятиях по упорядочению регистрации актов гражданского состояния» обязывало органы ЗАГС превратить регистрацию актов гражданского состояния в торжественную церемонию, сделав помещения отделов ЗАГС более благоустроенными и улучшив подготовку их работников. В какой-то мере эти реформы отражали стремление партии исцелить травмы военного времени, укрепив советскую семью, основы которой были поколеблены, поскольку в ходе войны мужья и жены погибали, дети оставались сиротами, а новые супружеские союзы возникали без расторжения прежних 714. Превращая ЗАГСы из чисто административных в «воспитательные» органы, партия пыталась упрочить связь каждой советской семьи с большой семьей народов СССР 715. Но, несмотря на такие намерения, заметных изменений в работе ЗАГСов не произошло, и только в 1956 г., когда органы ЗАГС были переданы из юрисдикции Министерства внутренних дел в ведение исполкомов местных советов, реформа начала реально осуществляться. В продолжение инициатив 1946 г. отделы ЗАГС были выведены из структуры районных отделов милиции, а к уровню образования и профессиональной подготовки сотрудников ЗАГСов стали предъявляться более высокие требования. ЗАГСы также старались добиться «торжественности» гражданских церемоний; для начала были предусмотрены определенные часы для регистрации радостных событий – рождения детей и заключения брака, чтобы отделить их от регистрации не столь радостных событий – развода и смерти (см. ил. 12) 716. Затем, когда в конце 1950‐х гг. началась хрущевская антирелигиозная кампания, ЗАГСы стали в гораздо большей степени связаны с идеологическими работниками, особенно когда были вовлечены в дело разработки и внедрения социалистической обрядности. За сорок лет после революции профиль работы и задачи органов ЗАГС существенно изменились: если в первые годы советской власти партия использовала ЗАГСы как орудие секуляризации, то в хрущевскую эпоху ЗАГСы превратились в орудие сакрализации жизни советского общества.