Анри Пиренн - Нидерландская революция

Смелость кальвинистов росла с каждым днем. 23 июля в Генте они заявили эшевенам протест против «плакатов», запрещавших проповеди, «так как мы обязаны прежде всего повиноваться повелениям бога, а не повелениям людей» [202] Gachard , Notices sur les Archives de Gand, p. 114. . 1 августа к председателю фландрского совета явились в сопровождении толпы верующих пасторы с просьбой предоставить им одну из городских церквей, так как в связи с приближением зимы придется вскоре прекратить собрания в поле.

Эта смелость объяснялась лишь смятением, царившим в лагере правительства. Если бы правительство не было в такой панике, оно поняло бы, что как бы внушительно ни было число приверженцев кальвинистов, они все же составляли по сравнению с основной массой католического населения ничтожное меньшинство. Но благодаря их активности и решительности у всех получалось другое впечатление, и правительница была ими терроризирована. Она не решилась применить силу, чтобы быстро разогнать пасторов и руководителей консисторий. Боясь развязать религиозную войну наподобие французской, она не желала опереться на недавно возникшую в среде высшего дворянства чисто католическую партию, представителями которой были Мансфельд, Арсхот, Берлемон, Аремберг, Мегем и Нуаркарм. Хотя она потеряла всякое доверие к принцу Оранскому, графу Эгмонту и графу Горну, однако не решалась порвать с ними. Она рассчитывала на их популярность в народе, надеясь восстановить спокойствие без кровопролития. 13 июля она направила именно принца Оранского в Антверпен, где кальвинисты как будто приготовились к восстанию, а несколько дней спустя она поручила опять-таки принцу Оранскому и графу Эгмонту договориться с дворянами, участниками «компромисса», созывавшими на 14 июля новое собрание на территории льежского епископства в Сен-Троне.

Хотя никто не сомневался в том, что вожди «соглашения» были заодно с кальвинистами и хотя многие сторонники соглашения из-за этого отошли от него, все же на их призыв откликнулось значительное число «политических гёзов» католиков. Дело в том, что вся страна знала, каковы были намерения короля. В этой стране, где все сейчас же становилось известным [203] Представители знати организовали тайную разведку, стоившую им очень дорого. Зато они знали все, что король писал правительнице и что она отвечала ему. Gachard , Voyages des souverains des Pays-Bas, t. t. II, Bruxelles 1874, p. XVI. , знали, какое негодование вызвали в Мадриде последние события. Говорили о предстоящем якобы прибытии Филиппа во главе целой армии; известно было, что граф Мегем занят был вербовкой войск в Германии. Всем тем, кто не хотел снова подпасть под испанское иго, казалось, что настал момент сплотиться воедино, хотя бы ценой соглашения с еретиками. Впрочем, официально, в полном согласии с принцем Оранским и графом Эгмонтом, члены союза заявляли, что они верны королю, враждебно настроены против всяких религиозных новшеств и только твердо решили помогать друг другу и защищать своих родных и друзей в случае, если они подвергнутся нападению.

Но это была лишь одна часть принятых участниками «компромисса» решений и притом самая маловажная. В действительности проповедники вступили в сношения с вождями «компромисса» и предложили им союз. Принять предложение кальвинистов означало, разумеется, объединиться с еретиками, и тем не менее католики решились на это. Они знали, что у кальвинистов, поддерживаемых многими богатыми купцами, было то, чего не хватало дворянству, — деньги. Кальвинисты обещали 50 тыс. флоринов, т. е. сумму, дававшую союзу возможность навербовать наемников и противопоставить силе силу. Отказать кальвинистам в просимой защите взамен предлагавшейся ими денежной помощи значило обречь себя на полнейшее бессилие и идти навстречу неминуемой гибели. Да и почему было отталкивать их, если они изъявили готовность мирно покинуть страну, в случае если король и генеральные штаты запретят им открыто исповедывать свою веру? Это заявление рассеяло последние сомнения католиков: все, за очень немногими исключениями, одобрили союз. Это был настоящий «картель» между двумя партиями, устремившимися друг к другу в силу необходимости, временное соглашение, при котором «религиозные гёзы» увлекли за собой «политических гёзов», и национально-бургундская оппозиция оказалась на поводу у кальвинистов. Оранский и Эгмонт, несмотря на все свое нерасположение к кальвинизму, не только не пытались помешать этому соглашению, но, наоборот, одобрили его заключение.

В то время как Людовик Нассауский на предоставленные кальвинистами средства спешно вербовал в Германии наемников на условиях половинного жалованья (Wartgeld), в Нидерландах готовились к подаче новой петиции. 12 членов союза передали ее правительнице 30 июля. Эта петиция требовала разрешения поставить подписавших соглашение до предстоящего созыва генеральных штатов под защиту рыцарей ордена Золотого руна и специально принца Оранского, графа Эгмонта и графа Горна. Это было равносильно требованию, чтобы правительство капитулировало перед кальвинистами. Маргарита Пармская хотела выиграть время и потому отложила свой ответ до окончания созванного ею на 28 августа собрания рыцарей Золотого руна [204] Несмотря на краткость, работа Рахфаля ( Rachfahl , Margaretha von Parma, S. 192 ff.) по-моему, лучше всего освещает вопрос о поведении членов союза в это время. Я придерживаюсь ее в основном. .

Но если консисториям удалось захватить в свои руки руководство дворянами, заключившими «компромисс», зато они вскоре увидели себя окруженными фанатичными слушателями проповедей. Гремя против идолопоклонства, против духовенства, против тирании дурных государей, противящихся слову божию, кальвинистские проповедники будили в своих слушателях революционные чувства. Устремлявшиеся на их собрания массы, состоявшие большей частью из рабочих и бедняков, почерпали здесь ненависть к церкви и к государству. Они слишком недавно и вообще слишком поверхностно были обращены в новое вероучение, чтобы понимать его строгую мораль. Из проповедей до них особенно доходили пламенные филиппики против современного Вавилона, держащегося легковерием народа, позорящего имя божие и являющегося бременем для человечества. Бездействие правительства, поведение части дворянства, щеголявшего теперь своими кальвинистскими убеждениями, и наконец, наущения полурелигиозных, полуполитических агитаторов вскоре довели решимость кальвинистов до последних пределов [205] В июле сектанты распространили по Нижней Фландрии слух, что проповеди происходили с разрешения представителей знати и в частности графа Эгмонта. Diegerick , Documents du XVI siècle, t. I, Bruges 1874, p. 163. . Они считали все дозволенным, и им приписывали самые ужасные замыслы. Вельможи-католики опасались за свою жизнь. Мегем писал 9 августа правительнице, что он не решается приехать в Брюссель, «ибо меня со всех сторон предупреждают, что они хотят меня убить, и пример моего дедушки (Гемберкур) служит мне достаточным предупреждением, чтобы не полагаться на милосердие этого взбесившегося народа» [206] Gachard , Correspondance de Philippe II, t. I, p. 442. . По улицам Брюсселя распространялись грубые листовки, называвшие Маргариту Пармскую незаконнорожденной и распутницей [207] Ibid., p. 450. . В июне Морильон приготовился к самому худшему и для укрепления духа перечитывал Катилину Саллюстия [208] Poullet , Correspondance de Granvelle, t. I, p. 805. . Множество купцов покидало уже страну, и эта эмиграция еще усугубляла тяжелое положение промышленности, а оно в свою очередь ухудшало общее положение страны. Антверпен был переполнен безработными. В начале, августа в одном только районе Оденарда было 8 тыс. безработных. В конце июля 200 бродяг, собравшись на площади Ипра, потребовали работы, угрожая разграбить город [209] Poullet , Correspondance de Granvelle, t. I, p. 358, 355, 389, 391, 402. Cp. «Bulletin de la Commission royale d'Histoire», 1-ère série t. XVI, 1850,p. 208. .