Оксана Киянская - Декабристы

Одним из немногих близких друзей Рылеева, связь с которым он пронес от корпусной скамьи до Сенатской площади, оказался Фаддей Булгарин. Исследователей истории отечественной словесности первой четверти XIX века неизменно удивлял и удивляет факт дружбы Рылеева и Булгарина. Участник Отечественной войны 1812 года на стороне Наполеона, коммерсант от литературы и журналистики, стремившийся после войны во что бы то ни стало стать «своим» для власть имущих, а после восстания на Сенатской площади ставший агентом тайной полиции, никак не подходит на роль друга «поэта-гражданина». Эта дружба кажется тем более странной, что репутация Булгарина как «литературного недоноска», «гада на поприще литературы», «зайца», который «бежит между двух неприятельских станов», стала складываться задолго до восстания декабристов {545} . Согласно мемуарам журналиста Николая Греча, «Рылеев, раздраженный верноподданническими выходками газеты, сказал однажды Булгарину: “Когда случится революция, мы тебе на ‘Северной пчеле’ (газета, которую Булгарин вместе с Гречем издавал с 1825 года. — О. К.) голову отрубим”» {546} .

Историки литературы до сих пор предпринимают попытки объяснить эту странную дружбу будущего висельника с будущим информатором тайной полиции. Правда, спектр мнений на эту тему небогат. Исследователи прошлых лет рассуждали по преимуществу о том, что Булгарин умело обманывал Рылеева, скрывая под маской дружбы «ренегатство» — желание открыто «перейти в стан реакции» {547} . В современных же работах доминирует идея, что «хороший» Рылеев пытался нравственно перевоспитать «плохого» Булгарина, «апеллируя к понятиям “чести” и “порядочности”» {548} . Однако подобные концепции не способны объяснить феномен этой дружбы.

Познакомившись в стенах малолетнего отделения кадетского корпуса, они потом долго не виделись: Булгарин пять лет служил в русской армии, затем еще три года во французской. Когда Рылеев покинул стены корпуса, Булгарин был уже в русском плену, затем долго жил в Польше и Прибалтике, где завоевывал репутацию польского писателя, и только в 1819 году окончательно перебрался в столицу. Рылеев же после войны служил в Воронежской губернии, а в Петербурге оказался в том же году. Очевидно, встретившись, они восстановили прежнее знакомство, которое быстро переросло в дружбу.

Известно, что взаимоотношения эти не были ровными: друзья-литераторы часто ссорились. Так, резкая размолвка между ними возникла в сентябре 1823 года: Булгарин пытался перекупить право издания официальной военной газеты «Русский инвалид» у петербургского журналиста Александра Воейкова. Рылеев публично встал на сторону Воейкова и написал Булгарину письмо: «После всего этого, ты сам видишь, что нам должно расстаться… Я прошу тебя забыть о моем существовании, как я забываю о твоем: по разному образу чувствования и мыслей нам скорее можно быть врагами, нежели друзьями» {549} . Вскоре дружба была восстановлена — во многом благодаря тому, что Воейков вовсе не был образцом журналистской честности: он без разрешения перепечатывал в «Русском инвалиде» материалы «Полярной звезды».

Но в июне 1824 года их отношения вновь стали достаточно напряженными: Рылеев принял предложение поэта Антона Дельвига стать его секундантом на дуэли с Булгариным. Причина вызова точно неизвестна, однако известно, что Булгарин отказался от поединка и велел передать Дельвигу, что «на своем веку видел более крови, нежели он чернил» {550} . Очевидно, в ответ на отказ Булгарина Рылеев написал ему: «Любезный Фаддей Венедиктович! Дельвиг соглашается всё забыть с условием, чтобы ты забыл его имя, а то это дело не кончено. Всякое твое громкое воспоминание о нем произведет или дуэль, или убийство… Твой Рылеев» {551} . Впрочем, вскоре и эта история была забыта: на одном из литературных обедов, писал А. Бестужев Вяземскому, «Булгарин пьяный мирился и лобызался с Дельвигом… точно был тогда чистый понедельник!» {552} .

Однако, несмотря на ссоры, Рылеев сотрудничал в изданиях Булгарина, переводил его произведения с польского языка на русский (в 1821 году за перевод булгаринской сатиры «Путь к счастью» он был избран членом-корреспондентом Вольного общества любителей российской словесности), посвятил ему думы «Мстислав Удалый» и «Михаил Тверской». Булгарин же печатался в альманахе Рылеева «Полярная звезда» и с неизменной теплотой отзывался о его литературной деятельности. Свои связи с Булгариным Рылеев характеризовал как «горячность нежной дружбы» {553} .

После разгрома восстания на Сенатской площади Рылеев отдал Булгарину часть своих бумаг; среди них были и такие, за хранение которых однокашник заговорщика вполне мог попасть в тюрьму. Однако Булгарин, вскоре ставший полицейским агентом, сохранил рукописи друга (впоследствии материалы из «портфеля Булгарина» попали в руки исследователей и были опубликованы) {554} .

Думается, не последнюю роль в этой истории сыграли представления обоих ее участников об «обязанностях дружбы», тем более возникшей еще в отрочестве.

Конечно, кадетская жизнь Рылеева не исчерпывалась постоянными муштрой, учебой у плохих преподавателей, телесными наказаниями и даже отношениями с однокашниками. «Дух литературный», о котором писал в мемуарах Булгарин, очевидно, не выветрился и к середине 1810-х годов.

Впоследствии, когда Рылеев уже будет казнен — и тем приобретет всероссийскую известность, — его юношеские стихи станут легендой 1-го кадетского корпуса. Николай Лесков, основываясь на воспоминаниях одного из воспитанников корпуса середины 1820-х годов, писал в заметке «Кадетский малолеток»: «Преимущественно мы дорожили стихами своего однокашника, К. Ф. Рылеева, с музой которого ничья муза в корпусе состязаться не смела. Мы списывали все рылеевские стихотворения и хранили их как сокровище. Начальство это преследовало и если у кого находило стихи Рылеева, то такого преступника драли с усиленной жестокостью» {555} .

Некоторые корпусные произведения Рылеева дошли до нас — но большая часть их утеряна. При знакомстве с сохранившимися ранними рылеевскими текстами выясняется, что на самом деле ничего необычного в них не было: