Александр Гапоненко - Битва при Молодях. Неизвестные страницы русской истории

Список срочных дел был велик.

Через три недели после смотра под Коломной Хворостинин собрал всех своих воинов на площади перед Успенским собором. На специально сооруженный по этому поводу деревянный помост поднялся епископ Сильвестр. Рядом с ним встал Иллиодор, который уже был возведен в сан священника. Иллиодор вместе с громадным дьяком, служившим в соборе, стояли рядом с епископом на помосте и держали на руках икону Смоленской Богоматери.

Сильвестр громогласным голосом стал читать молитву, совершаемую во время бедствий и нападения врагов:

– Скоро предвари, прежде даже не поработимся врагом, хулящим Тя и претящим нам, Христе Боже наш: погуби Крестом Твоим борющим нас, да уразумеют, како может православная вера, молитвами Богородицы, едине Человеколюбче.

Во время чтения этой молитвы все воины и пришедшие на площадь посадские встали на колени, склонили головы и крестились, когда произносилось имя Божье.

Стоя вместе со всеми на коленях, крестился и Хворостинин. На нем были старые, порубленные в битвах, но крепкие доспехи, доставшиеся в наследство от отца. Они состояли из стального блестящего шлема, нагрудника, набедренника и наручей. Под ними была надета кольчужная рубашка до колен. Эти доспехи могли защитить князя и от стрел, и от ударов саблей. У луки седла с двух сторон висели кожаные кобуры для немецких пистолетов, к поясу пристегнуты кожаные ножны, в которых покоилась тяжелая сабля дамасской стали.

Сильвестр продолжал молиться:

– Господи, Всемогущий Боже, Царь всех царствующих и Господь всех господствующих, сказавший, что и волос с головы не упадет у нас без воли Твоей, прекращающий брани до края земли, сокрушающий лук, преломляющий копье, сжигающий огнем колесницы! Будь помощию нашею, защитою и крепостию, каменною горою и оградою от врагов. Не оставь наследия Твоего, называющегося святым именем Христовым. Да возвеличится слава Твоя в вышних и во всем мире, да будет на земле мир и благоволение. Не попусти разорять и опустошать церкви и училища, земли и народы, где обитает слава Твоя. Даруй всем христианским властям и подданным постоянный мир и согласие. Вооружи нас могуществом Твоим, потому что Тобою можем мы сокрушить полчища. Облеки нас силою Твоею и со-делай, чтоб укрепились мы Тобою и могуществом силы Твоей. Аминь.

После этой молитвы все встали с колен, воины построились в колонны и стали проходить мимо помоста. Сильвестр макал кропило в большую серебряную чащу со святой водой и окроплял ею проходящих мимо него ратников.

Пройдя по узкой улице к площади, ратники из ополчения садились на ждавших их там лошадей и выезжали из города в сторону Калуги. Стрельцы также садились на коней, но ехали в направлении лагеря, где их ждал уже погруженный плотниками на телеги гуляй-город. Всю плотницкую артель и еще с полсотни черносошных крестьян Хворостинин призвал на эту военную кампанию.

За каждой воинской колонной тянулся обоз с запасами снаряжения и продовольствия.

Посадские остались стоять на храмовой площади. Кто-то махал уходящим защитникам рукой с надеждой на благополучное возвращение с войны живыми, кто-то молча плакал, зная, что с поля битвы вернется, от силы, половина стрельцов и ополченцев.

Среди толпы посадского люда стояли и Поляковы. У женщин на глазах были слезы.

В последние дни Евфросинья много времени проводила вместе с князем: они вместе обедали, занимались любовью в его спальне. Прятаться от посторонних глаз влюбленные уже перестали.

Весь вчерашний вечер Хворостинин провел у Поляковых дома: болтал о пустяках, проверял, как Авдотья читает и пишет, ел полюбившиеся ему оладушки со сметаной и запивал их травяной настойкой.

Уходя в свои хоромы перед отправкой в поход, князь пытался успокоить близких ему людей, но это не удавалось. Однако все сделали вид, что ничего страшного ему не грозит.

Перед расставанием Евфросинья подарила воеводе оберег – холщовый мешочек с вышитой на нем поющей красной птицей. Она слышала рассказ князя про угнанную в полон сестру – искусную вышивальщицу, и попыталась воспроизвести ее любимый рисунок, чтобы он напоминал и о ней, и об Анастасии. Вышло совсем не похоже на вышивку сестры, но красиво и очень символично, поскольку птица в русской мифологии являлась символом свободы, а поющая птица еще и символом счастья. Внутри мешочка лежала записочка, написанная крупным, немного неуверенным почерком Евфросиньи: «Господъ хранити ны те любы ны».

Авдотья тоже начала вышивать такой же холщовый мешочек, как у матери. Только вышивала она на нем странную розу, состоящую из двух вставленных друг в друга частей: белую внутри и красную снаружи. Этот символ она увидела в книге, по которой Хворостинин учил ее читать. Однако закончить свою работу девочка не успела – у розы не было еще четырех зеленых шипов, как было изображено на рисунке в книге. Незаконченный оберег маленькая ведунья отдавать не стала, поскольку он не имел волшебной силы.

Проезжая по площади мимо Поляковых, Хворостинин чувствовал висящий у него на груди, рядом с нательным крестом, оберег, видел плачущих Евфросинью и Авдотью, хмурую Арину и сердце его щемило от любви к ним, да и вообще ко всем тем людям, которые его провожали.

Отъехав с десяток шагов, князь обернулся, поднял руку над головой и помахал своим женщинам, как, впрочем, и всем жителям города, за который он отвечал перед Богом.

Девлет-Гирей. Средневековая миниатюра

Практически в то же время, как московский царь Василий Иванович проводил смотр своих войск под Коломной, крымский хан Девлет-Гирей проводил заседание Большого Дивана в своем дворце в Бахчисарае.

Диван являлся государственным советом при хане, состоящим из представителей знатных татарских родов: Ширинских, Мансуров, Аргинов, Яшлавских, Барынских, Сиджуитских, Кипчакских. В совет входил также его заместитель и принц-наследник – калга-султан Мехмед, мать хана – ханша-валиде, глава мусульманского духовенства ханства – муфтий, командующий войсками Дивей-мурза. На совет был приглашен и самый крупный вассал Девлет-Гирея, глава ногаев Теребердей-мурза. Поскольку калга Мехмет был сейчас вызван к султану в Истамбул, его место занимал принц Шардан.

Члены Дивана уже давно собрались в зале заседаний, но хан к ним не выходил – ждал, когда появятся представители турецкого султана: Энвер-паша и командир янычар ага Ибрагим-бей. Девлет-Гирей ожидал прихода высокопоставленных турок на летней веранде, чтобы войти в зал совета одновременно с ними.