Владимир Ленин - К двадцатипятилетию первого съезда партии

[56]

Занимался с нами старый народоволец Е. А. Гальперин. К весне я лишился работы и из Минска должен был уехать, так как мне предложили место в типографии в Гомеле. Приехав в Гомель в мае 1893 года, я через несколько месяцев собрал вокруг себя всех более или менее лучших рабочих и ремесленников города и всех тех, которые стремились к знанию и развитию. В мои задачи теперь не входит описание работы в Гомеле и Новозыбкове, а потому подробно о Гомеле в другой раз.

Как я уже говорил, вскоре после моего приезда в Киев меня познакомили с Б. Л. Эйдельманом и Ю. Д. Мельниковым, тут же я познакомился с Г. Е. Рудерманом. Работу для существования я нашел в типографии Корчак-Новицкого, где и проработал до 18 апреля 1896 года, когда я был арестован. Как только я познакомился с Мельниковым мы вчетвером (Эйдельман, Мельников, Рудерман и я) начали обсуждать, что делать и с чего начать. К моему приезду в Киеве было: у Мельникова связи и знакомство в железнодорожных и пароходных мастерских, у Рудермана — у заготовщиков и через его родственника Кассовского —среди токарей по дереву и на фабрике роялей и пианино. У меня через Раису Страж-Фридман (умерла от тифа в 1919 г. в Киеве) — с портняжными и другими ремесленниками города. После некоторых обсуждений мы решили вести работу, поскольку возможно не разбрасываясь и не забегая вперед. На первое время решили использовать все связи для постановки кружков, для устной агитации, пропаганды и занятий по общеобразовательным предметам. Некоторая почва для этого уже была — происшедшая забастовка заготовщиков и в пароходных мастерских. На первое время мы ограничились составлением писем к товарищам за подписью «сознательных рабочих», с разъяснением смысла и значения забастовок и призывом их к дальнейшим забастовкам и к борьбе за свои интересы.

28 января был устроен группой П.П.С. вечер памяти повешенных пролетариатцев: Куницкого, Досовского, Бордовского и Петрусинского. На этом вечере из нашей группы были Мельников и я. Собрались туда человек 25, с некоторыми из них мы потом тесно сошлись и участвовали вместе в работе; это Плетат, Зборович и два брата Поляке-

[57]

вичи. Мельников, Эйдельман, Рудерман и я каждую пятницу вечером собирались вместе на Соломинке в квартире Неточаева и подводили итоги за неделю и намечали работу на будущую неделю. Со стороны интеллигентов у нас был Эйдельман, но не как представитель интеллигентской группы: он от нашего имени вел сношения с интеллигентской группой. С Мельниковым и Эйдельманом в отдельности мы встречались чаще. Помню, при одной встрече у Мельникова зашла речь о газете «Работник» органе П.П.С. и, так как я немного читал по-польски, Мельников передал мне два номера. Прочитав там некоторые заметки, мною было высказано пожелание, чтобы была газета и на русском языке. На это Мельников, всецело соглашаясь с пожеланием, указал, что у нас нет шрифта для типографии и нет подходящего материала и обстановки. Первое скоро нашлось, так как у меня в Гомеле на квартире Оли Вольфсон был оставлен сундучек со шрифтом. Мельников немедленно, воспользовавшись ее проездом через Гомель, привез шрифт в Киев. Шрифт был привезен в рассыпанном виде, и Мельников, Эйдельман и я в один вечер привели его в порядок. Мельников же до поры до времени прятал его у себя. Пока решили обойтись гектографированной газетой. Вскоре начала издаваться газета «Вперед» на гектографе в ограниченном количестве, и нам не хватало на раздачу, но увеличивать количество мы не могли из-за технических затруднений. Таким образом регулярная наша работа шла, и мы уже готовились к празднованию 1-го мая (18 апреля), но Мельников был арестован 11 апреля, а я — 18 апреля. 1-е мая в Киеве все-таки отпраздновали в лесу, где читалась новенькая брошюрка Н. Вигдорчика «Как министры заботятся о рабочих».

После месячного ареста, я был освобожден, но пришлось уже искать новую типографию для работы. Такая работа нашлась в типографии газеты «Киевское Слово».

Летом 1896 года кружок Раисы Страж-Фридман провалился, и, вследствие ожидания приезда в Киев Николая II, чистка и слежка были усилены. Пришлось усилить осторожность , и помню, я уехал недели на две в Гомель.

По возвращении из Гомеля и наняв новую квартиру, мы начали опять понемногу собирать рабочих и устраивать кружик. В июле месяце в Киев приехали Моисей Лурье и Оля

[58]

Вольфсон. Моисей Лурье был членом кружка рабочих революционеров. Сам преданный революционер и наборщик, работавший во многих типографиях России и Польши, он имел довольно тесные связи с отдельными рабочими в городах, и эти рабочие в разных городах и составляли группы рабочих революционеров. По приезде он начал вести агитацию среди отдельных членов наших кружков за непосредственный переход к политической борьбе, ссылаясь на то, что экономическая борьба есть борьба за «пятачек» прибавки и не стоит завлекать на это рабочих, так как для нас ясно, что главным виновником нашего тяжелого положения является политический строй. Но большого успеха он не имел, и ему удалось завлечь на свою сторону только несколько отдельных рабочих. В общем мы все вместе были связаны, но каждый вел свою линию. Моисей Лурье вскоре из Киева уехал. У него в Харькове был кружок, в который входили Гершанович и Гельман. Приехав в Киев зимой 1896-1897 гг., Моисей Лурье привез брошюрку, отпечатанную в типографии группы рабочих революционеров. Брошюрка эта была составлена из предисловия и постановлений Международного съезда в Лондоне 1896 г.

Оля Вольфсон после кратковременного пребывания в Киеве отправилась вместе с покойным Алтер Драпкиным в Кременчуг. В Кременчуге они сошлись с местными интеллигентами Орловым и Левиной и начали заниматься и устраивать рабочие кружки.

В Киеве устройство кружков и занятий с ними продолжалось, а также продолжалось и издание газеты «Вперед». С осени 1896 года у нас начались дебаты по поводу массового распространения прокламаций. Главным образом, я говорил обо всем этом с Б. Л. Эйдельманом. Последний в принципе был согласен, но всегда ссылался на отсутствие повода и людей для выполнения. Наконец, в феврале месяце, в день выхода Ю. Д. Мельникова из тюрьмы, мы собрались вместе и под влиянием повторной Петербургской забастовки текстильщиков решили выпустить прокламацию с разъяснением значения этой повторной забастовки и распространить ее на заводах. Через несколько дней ко мне были принесены прокламации, и вечером Г. Рудерман, А. Сонкин и я пошли их разбрасывать на заводы. На заводе Гретера и

[59]

Криванек должен был разбросать прокламации А. Сонкин, но, вследствие каких-то непредвиденных причин, он это сделать не мог, и я в пять часов утра пошел ко времени смены рабочих разбрасывать их. Успех был громадный. На всех заводах и фабриках заговорили открыто, и все церберы ничего не могли поделать с теми, которые читали открыто прокламации на заводах, ибо факт случайного нахождения их был налицо. Конечно, заподозрили поднадзорных на заводах, но сделать ничего не могли. Это положило начало массовому распространению прокламаций и показало па деле, что можно перейти к более серьезной работе в более организованном виде [29] В лето 1897 года в Киеве систематически по воскресеньям собирались в лесу на Шулявке и в Голосеевском человек до семидесяти — восьмидесяти, где П. Л. Тучапский занимался с нами, т.е. читал лекции и обсуждал всякие вопросы. Комитет тоже регулярно собирался и регулярно выпускались прокламации по разным вопросам за подписью Союза Борьбы за освобождение рабочего класса). .