Владимир Ленин - К двадцатипятилетию первого съезда партии

[63]

пографию переносили от Бункиной на квартиру почти всю Виленский и Гуревич. На съезде я быть не мог, так как в это время работал в типографии, хотя на одном из собраний Одесской группы (группа не знала, что я работаю в типографии) был разговор о том, чтобы я поехал на съезд представителем от Одессы. Узнал я о решениях съезда частью при кратковременном свидании с Эйдельманом, а остальное через два месяца после перевода меня в Киевскую тюрьму из Одессы. После арестов членов съезда, работа на местах не прекратилась, и в Киев из южных городов стали приезжать, обращаясь к Киевской организации, как к центру, за литературой и всякими другими материалами. Деятельным продолжателем работы Киевской группы были С. М. Урицкий и К. П. Василенко. Последние были арестованы в 1899 г. осенью

Впервые я познакомился с Борисом Львовичем Эйдельманом, который захаживал к нам в дом и всегда интересовался моей жизнью, чтением, работой и досугом. В то время я служил бакалейным приказчиком в торговом купечестве. Мой старший брат, Соломон Сонкин, был знаком с Борисом Львовичем Эйдельманом, Ювеналием Дмитриевичем Мельниковым и Иваном Ивановичем Чорбой, которые приходили к нам на дом и работали в кузнице для дела нелегальной мастерской, которую основал Мельников. Я заинтересовался всеми лицами, но, ввиду конспиративности, мне многое было недоступно. С посещением Ю. Д. Мельниковым нашей квартиры, я завязал с ним знакомство, и через некоторое время оставил приказчицкую службу и перешел в революционную подпольную мастерскую Ю. Д. Мельникова учиться работать токарному мастерству. В мастерской я занимался с Борисом Львовичем Эйдельманом, а в кружке — с П. Д. Тучапским. Моими товарищами по мастерской были: С. Сонкин, Н. В. Ефимов, Б. Л. Эйдельман, Ю. Д. Мельников и несколько других. Поработав 3 месяца, я оставил мастерскую и отправился в поисках работы в Киевские пароходные мастерские. Когда я первый раз вступил в мастерские, то был оглушен шумом машин, лязгом цепей и вообше шумом громадной мастерской. Я думал, что никак нельзя справиться со всеми

[64]

этими движущимися частями машин, с хлопающими пассами, которые передвигали рабочие. С поступлением в пароходные мастерские токарем, мне было тяжело выполнить возложенные на меня обязанности, как на опытного токаря. Но благодаря завоеванию симпатий со стороны рабочей среды, я быстро освоился с работой и привлек на свою сторону многих рабочих. Во время моей работы в пароходных мастерских я вел пропаганду среди рабочих и распространял нелегальную литературу. Лучших рабочих я старался привлекать к Ю. Д. Мельникову, который продолжал их революционное развитие. Продолжая свою деятельность, я наткнулся на некоторых рабочих, которые уже имели небольшое понятие о литературе через студента Неточаева. Я заинтересовался последним и отвел его к Ю. Д. Мельникову для выяснения его революционной деятельности. Через некоторое время (в первых числах марта 1894 г.) мы устроили забастовку для улучшения быта рабочих, после которой нас всех рассчитали. Оставшись временно без работы, я начал вести более интенсивно свою революционную деятельность, стал распространять прокламации по Киеву, по заводам и фабрикам. Накопившаяся у меня литература, как прокламации и книжки, была распределена мною между солдатами, в открытые окна по вечерам. После пароходных мастерских, я работал на электрической станции, где продолжал вместе с другими товарищами свою деятельность. С электрической станции, я поступил на завод Гретера и Криванека. 11 марта 1898 г. я был арестован и после 6-ти месячного заключения был выслан в г. Николаев под гласный надзор. По приезде моем в Николаев, я застал моих товарищей: Б. Люльева и Краснощекова. Привыкшие к деятельности, мы быстро отыскали в предместье заводы и фабрики, где по инициативе Б. Люльева устроили гектограф и печатали прокламации, которые сочиняли втроем, и которые там же и распространялись. После долгих поисков работы, мне удалось поступить на Черноморский судостроительный завод. Через некоторое время администрация завода узнала о моей поднадзорности и начала за мною косвенно следить. Но чем больше была слежка, тем более заинтересовывались мною ближайшие рабочие, на которых я оказывал, некоторое влияние. Проработав там зиму, к весне (1 мая 1899 г.) мне удалось вызвать механическую мастерскую на празднование 1 мая, и вслед

[65]

за этой мастерской вышли все остальные. Часть рабочих разошлась, а часть направилась в лес, где провела пролетарский праздничный день. После празднования первого мая жандармерия взялась за меня посерьезней: часто проверяла мою квартиру, и в результате выслала меня из г. Николаева в г. Кременчуг. После приезда в Кременчуг, я долгое время не мог устроиться и желал перевестись в Полтаву, где, как я знал, находились большие колонии политических. Из Кременчуга я желал выехать потому, что в этом городе не было промышленности и я не мог работать, а также не было товарищей. Мое желание исполнилось и я переехал в Полтаву. Несмотря на то, что Полтава — маленький городок, без промышленности, а потому и без рабочих, она все таки оживила меня, и я встретил многочисленных товарищей с разных концов России. Там концентрировалась вся литература как легальная, так и нелегальная, посылаемая из разных местностей России, а также из-за границы. Часто собирались мы около Юлия Осиповича Цедербаума, который с нами читал, писал рефераты, и который первый снабдил и продолжал нас снабдить газетой «Искра» и другой литературой. Кроме Цедербаума, мы проводили время на рефератах В. Г. Короленко и Руссова, бывшего украинофилом. Но славный поборник света, добра и правды был неутомимый Юлий Осипович Цедербаум (псевдоним —Мартов). Он вокруг себя собрал всех ссыльных, и в мертвой Полтавщине устроил столовую, куда собирались все работавшие и безработные. Там разбирались литературные произведения и там же был решен вопрос — чествовать при представлении пьесы «Власть тьмы» Льва Николаевича Толстого, как борца за свободу. Нами были заготовлены прокламации, и мы, явившись в театр и разместившись в равных местах галлереи между 2-м и 3-м действием, бросили прокламации по театру и крикнули: «Да здравствует борец Л. Н. Толстой. Полиция, присутствовавшая на спектакле, бросилась в разные стороны и, конечно, сейчас же заметила поднадзорных, и мы в эту ночь в числе 40 человек были арестованы и препровождены в арестантские исправительные роты, где просидели 5 недель. Жандармерия хотела из этого сделать большое дело, для того чтобы рассеять ссыльных Полтавы по разным северным городам. Мы решили не отвечать на допросах и отказались от пищи, в