Владимир Ленин - К двадцатипятилетию первого съезда партии

[66]

виде протеста против нашего заключения, и 3 суток не принимали пищу. По истечении этого времени, между нами оказались больные, и нас начали постепенно освобождать. Вскоре после этого освобождения, надзор за мною был окончен, и я, благодаря Полтавской организации мог переехать в Екатеринослав и связаться там с Комитетом. Я был снабжен Мартовым и Стеселем большим количеством нелегальной литературы, как «Искра», и другими книгами. По прибытии в Екатеринослав (1900 г.) я застал разгромленный комитет, от которого остались отдельные лица в конспиративных квартирах, но неимеющие связи с рабочим движением. Будучи в Николаеве я познакомился со студентом харьковского политехникума Виктором Леонтьевичем Копом. Сошелся я с этим человеком, дружили, но активного участия в николаевской жизни он, не принимал. Также встречался с ним в Полтаве, а затем встретился с ним в Екатеринославе, как с деятелем комитета. Так как Екатеринослав был совершенно разгромлен, нам пришлось всю работу начинать сызнова, и поэтому мы наняли 2 квартиры: одну — в городе, другую — на Амуре (предместье Екатеринослава) для того, чтобы на одной из них проводить нелегальную работу. Во время нашей работы в Екатеринославе, мы начали искать знакомства среди рабочих, и вот оставшийся комитет указал нам старого рабочего Волошина, который мог, по словам комитета, дать нити нашей дальнейшей работе, но который впоследствии оказался провокатором и предал нас жандармерии. Последняя знала о наших действиях с первых же дней нашего приезда. Мы, не зная, что провокатор Волошин предал нас, пред праздником 1 мая 1901 г. перетранспортировали из города на Амур, на нелегальную квартиру, громадное количество первомайских прокламаций, которые мы ночью распространяли по предместью. После расклейки всех прокламаций, мы встретились с обходом, который заранее был предупрежден о наших действиях, и нас, т. е. меня и Копа арестовали и отправили в Амурский участок, а на завтра — в городскую тюрьму. После нескольких месяцев тюрьмы, меня выслали из Екатеринослава в Гомель, под надзор полиции, где ничего существенного не было, и откуда я после некоторых хлопот переехал в Одессу. Прожив в Одессе 3 месяца, я, по приговору Екатеринославского суда, был выслан в Сибирь на 3 года. По пути

[67]

следования этапным порядком, я побывал во многих тюрьмах России; так, из Одесской тюрьмы я попал в Киевскую, из Киевской в Тульскую, из Тульской в Самарскую, из Самарской в Красноярскую, а из последней в Александровскую центральную тюрьму. Самое большое впечатление произвели на меня Одесская и Самарская тюрьмы, благодаря своему порядку, тишине, и особенно планировке т.-е. крестообразному устройству. Александровская центральная тюрьма служила для отправки ссыльных по разным местам Сибири. В ней я застал деятелей Томской революционной типографии: Аргунова, Савинкова и других. Я скоро подружился с ними, мы проводили время досуга за игрой в бабки. Особенно отличался уменьем в этой игре Аргунов, который постоянно оставался победителем. В скором времени я был отправлен из Александровской, центральной тюрьмы в село Братское, находящееся на реке Ангаре Иркутской губ. Нижне-Удинского уезда, за 300 верст от железной дороги. Прибыв в село Братское, я застал там уже небольшую колонию ссыльных, приблизительно около 10 человек, которая с течением времени все более и более разрасталась. Ясно, что в таком глухом месте мы все сплотились и жили общей жизнью. За время нашего пребывания в селе, мы помогли бежать из Сибири некоторым из наших товарищей, доставая им подложные паспорта и снабжая их всем необходимым. Село Братское -служило центром для перехода ссыльных из отдаленных местностей Якутской области. Однажды через село прошел старый революционер Данилов из Колымска, именующий себя «обитателем земного шара». Я заинтересовался им и вообще жизнью ссыльных в Якутской обл. и между прочим стал его расспрашивать о жизни Б. Л. Эйдельмана. Он мне дал сведения о жизни его в Якутской области, которые меня очень интересовали. Вскоре после этого я был освобожден и уехал из Сибири. Революцию 1905 г. я переживал в Киеве. Анти-еврейские погромы, подавление рабочего и крестьянского движения сильно на меня повлияли. И когда в 1907 г. ко мне обратились представители местной организации с.-p., с просьбой оказать им содействие по приготовлению бомб, я это предложение охотно принял. Когда части бомб были нами заготовлены, последовал провал (предательство Азефа) и вся с.-р. организация была уничтожена.

[68]

В 1892 году я приехал с военной службы домой. Дома я узнал, что моего шурина арестовали по политическому делу. А из разговора с сестрой я также узнал, за что был арестован ее муж Леон Беркович [31] Лев Ефимович Беркович по делу д-ра Абрамовича пробыл в ссылке, в Олекминске б лет. Б. Эйдельман. . Тут же, в доме моего отца, я познакомился с Борисом Львовичем Эйдельманом, который приходил как знакомый моей сестры. Однажды, в разговоре с Эйдельманом, на вопрос: что я думаю? что читаю? я ответил, что до военной службы я работал в качестве кузнеца, а теперь хочу поступить на другую работу. Он меня пригласил к себе. Я охотно пошел в условленный час и день. Эйдельман стал со мной заниматься, читать разные книги по истории культуры и много других. После нескольких дней таких посещений мне уже Эйдельман давал читать брошюры: «Кто чем живет» Дикштейна, Лафарга, «Машина, как фактор прогресса» и другие. В промежуток этого времени в нашем доме я случайно познакомился с Ювеналием Дмитриевичем Мельниковым, и он меня просил заходить к нему. Он жил на Дорогожицкой улице д. № 15. Я раза два побывал у Мельникова и рассказал Эйдельману, что познакомился с очень интересным человеком. Эйдельман сказал, что тоже знаком с Мельниковым, и мы условились видеться у Мельникова. Там, у него, я познакомился с Иваном Чорбой и другими, фамилии которых остались для меня неизвестными. У Мельникова я застал маленькую слесарную мастерскую с небольшим токарным станком. И вот часто, беседуя с Эйдельманом и Мельниковым о рабочем вопросе, о нуждах рабочих, об эксплоатации хозяевами и заводчиками рабочих, читая много разных книг на эту тему, мы приняли решение, чтобы в нашей мастерской подготовлялись люди для поступления на большие заводы и оттуда вербовали людей для кружков и вели пропаганду, с кем можно будет, на экономические и политические темы. Я охотно принял предложение обучаться токарному ремеслу и усиленно, под руководством Мельникова, стал изучать токарную

[69]

работу. Со мной вместе были еще другие ученики, которые подготовлялись для заводов, и учились некоторые интеллигенты, в том числе и Эйдельман. Но они работать не научились. Я же после 3-х месяцев обучения решил, что можно отправиться на завод. Понятно, в промежуток этого времени по вечерам у нас велись кружковые занятия, как по самообразованию, так и по пропаганде. Больше всех занимались с нами Эйдельман, Мельников и Чорба. В наш кружок до поступления на завод, больше всего входило ремесленников разных профессий, среди которых выделялись: Поляк, Рудерман, Люльев и другие. Итак, я пошел в пароходные мастерские просить работы. Меня приняли на 80 копеек в день токарем, а через 2 недели мне уже платили по 1 р. 20 коп. в день. Там я познакомился с Зборовичем, который принес рам большую пользу в вербовке рабочих. Конечно, все рабочие много раз были приглашены в нашу штаб-квартиру, т.-е. к Мельникову. Там их фильтровали, отделяли тех, которые оставались у нас, а других под теми или другими предлогами отдаляли от кружка. Так я поработал около 3-х месяцев. Вдруг меня без всяких причин уволили с работы. Причины для меня были ясны, но администрация мне ничего не объявила. Пробыв еще в нашей революционной мастерской около месяца, я по настоянию Мельникова и Эйдельмана решил пойти на самый крупный машиностроительный завод Гретера и Криванека. Пошел, стал под ворота выжидать мастера; подхожу, прошу работы по токарному делу. Он говорит, что работа только ночная. Я принял предложение на ночную смену и в тот же день пошел на работу. Трудно было, и, признаться, трусил. Когда я попал в громадный механический цех и когда меня поставили около большого станка и дали работу, которую я никогда не видел, то думал, что мое дело пропало. Но при желании и знании, что это нужно для общего дела, ничто не могло остановить меня. Я попросил товарища токаря, который мне показал, как справиться с работой, хотя и не совсем удачно. Мастер на завтра сделал выговор, но я обещал постараться работать лучше. И действительно, поработав 2 недели, я уже считался токарем не хуже среднего. Когда я освоился и ознакомился с моими товарищами по работе, я приступил к своей заветной мечте: вербовать товарищей