Бэлла Шапиро - Русский всадник в парадигме власти

Новый вид был частью образа «политичного кавалера» [1025], занесенного в Россию с Запада. Кружевная версальская мода была известна уже в допетровской Москве: так, царь Алексей Михайлович заказывал англичанину Ивану Гебдону, через которого в середине XVII в. в Россию поступали «королевские… узорочные товары» на суммы в десятки тысяч рублей [1026], купить «кружев, в каких ходят шпанской и францейской король и цесар» [1027].

Его преемник царь Федор, как уже отмечалось, был приверженцем не русской традиционной, но польской одежды; неофициальным дополнением новой моды стало брадобритие и ношение париков [1028], что укладывалось в общеевропейский модный контекст последней четверти XVII в. Но в допетровской России мода на изящную французскую галантерею не получила массового подражателя, ограничившись только ближайшим окружением царя.

Российский двор максимально близко познакомился с актуальной западноевропейской модой в последние годы XVII в., когда участникам Великого посольства была приготовлена специальная одежда, в том числе «накладные волосы кавалерские», т. е. парики [1029]. Широкую популярность одежда такого типа получила с 1700 г., как известно, сперва принудительно, по приказу Петра I, а затем из подражания: известно, что русская аристократия, несмотря на личное пристрастие монарха к голландской и немецкой культуре, ориентировалась именно на французский образец.

Вопреки последовательной политике против роскоши, Петр не препятствовал щегольству царедворцев: сам он открыто пренебрегал внешними атрибутами статуса, но любил блестящее окружение «для славы и красоты государства» [1030]. «Чтоб каждый такой наряд, экипаж и ливрею имел, как чин и характер его требует», — прямо указывалось в петровской «Табели о рангах…» [1031]. В новой государственной системе костюм стал определенным кодом, визуально обозначающим принадлежность его носителя к «большому свету» и указывающим на положение личности в социальной иерархии [1032].

Значимость «чужевластья мод» для царедворца испытал на себе брауншвейгский резидент Ф. Вебер, посетивший Петербург в 1714 г. «Сейчас по приезде [я] получил приглашение на пир от адмирала Апраксина и явился туда в скромном платье без всяких украшений и знаков своего посольского достоинства. Когда я подошел к офицеру, стоявшему на страже у входа в залу, с просьбою пропустить меня, то он отказал мне в грубых выражениях и погрозил бердышем; когда же я сослался на мое право и на приглашение, то меня пренагло вытолкали вниз по лестнице. Злополучный резидент успел попасть в дом Апраксина только при посредстве одного из своих друзей-дипломатов, который при этом в виде наставления сказал ему, что он в своем простом хотя и опрятном кафтане может подвергнуться еще большим неприятностям и даже опасностям, если не прикажет обшить его по всем швам серебром или золотом» [1033].

В авангарде моды в петровское правление выступали Ф. Я. Лефорт, А. М. Черкасский, Ф. М. Апраксин, братья Трубецкие. Целое состояние стоили роскошные парчовые костюмы коменданта Москвы и сибирского губернатора М. П. Гагарина, украшенные крупными алмазными и золотыми пуговицами и кружевами. Поражали воображение интерьерные вещи, дополняющие образ придворного галанта — кружевные простыни «адмиралтейца» А. В. Кикина [1034].

Роскошью гардероба среди прочих выделялся фаворит царя А. Д. Меншиков — самый могущественный среди некоронованных персон в Европе [1035]— красавец в яркой и богатой одежде [1036], бриллиантах и белом объемном парике «львиная грива» [1037]. Талантливый управленец и полководец-универсал, знавший пехотное, кавалерийское, артиллерийское дело [1038], совместно с Петром Великим создавший новую Россию, он отдавал щедрую дань внешним проявлениям галантной культуры. Так, по описи 1728 г., светлейшему князю принадлежали 147 рубах без манжет и с кружевными манжетами и около 50 кружевных галстуков, 55 пар кружевных и шелковых чулок, 25 париков, парчовые домашняя одежда и туфли [1039], по менее известной описи 1732 г. — еще и соболья муфта [1040].

Среди имущества Никона Волкова, свояка княжны Марьи Вяземской, близкой к кругу Натальи Алексеевны (сестры Петра I, умершей в 1716 г.), отмечены книжка о брадобритии, а также «бумашки с мушками» [1041], косметическими средствами, которые по праву можно назвать аксессуаром — «лицом эпохи».

Буквально утопал в пене кружев князь С. П. Долгоруков, в гардеробе которого отмечены многочисленные кружевные домашние уборы, а также тонкие полотняные сорочки с кружевными манжетами и кружевные галстуки, в числе которых «один с кистьми жемчужными» [1042]. Согласно моде, жемчужные концы таких галстуков намеренно выпускали поверх камзола на всеобщее обозрение. По новой моде камзол даже военного мундира застегивался минимально, чтобы продемонстрировать изысканную рубашку из тонкого полотна; случалось, что и камзол, и кафтан носили нараспашку. Любовь к мужскому красивому белью перешла все разумные границы.

Именно в петровское правление влияние мундира на становление форм партикулярного костюма максимально велико. Появляются первые форменные регламенты — описания образцовых вещей, правила ношения и пригонки обмундирования и амуниции. Мундир получает значение актуальной мужской одежды, эстетика которой наилучшим образом соответствует как военным регламентам, так и придворному этикету.

Придворный в мундире сочетал в себе две самые эффектные ипостаси столетия — галанта и воина. В результате главным потребителем товаров, которые прежде предназначались для усиления женской привлекательности, — тонких тканей нежных и ярких оттенков, кружева, накладных волос и других специфических аксессуаров — становится военная знать.

Феминная манера одеваться, смесь любви к изысканному с «обыденной реакцией на грубую реальность войны» [1043]стала образцом для мужской моды XVIII в., времени, насыщенного «войнами в кружевах», как никакое другое. Говорили, что согласно этикету периода «Великих войн», обыденными были «кружевные перемирия» — с тем, чтобы воюющие стороны могли привести в порядок свой гардероб: «постирать свои кружевные воротники и манжеты, а потом просушить их, развесив на прикладах мушкетов» [1044].

Оформление нового типа придворного наблюдается уже при дворе Екатерины I. Характерная фигура этого времени — галант императрицы В. И. Монс — брат фаворитки Петра I, «генеральс-адъютант от кавалерии», герой Северной войны (сражения при Лесной, Полтавская битва), бывший с двадцати лет на военной службе. Военные успехи не препятствовали карьере галанта; в этом качестве Монс владел обширным изящным и весьма оригинальным гардеробом, уделял много внимания своему внешнему виду и светским манерам. Этот «бело-розовый… женственно-красивый камергер… знаменовал собой появление в России нового культурно-исторического типа военного-придворного, — отмечал исследователь русской куртуазной культуры XVIII в. Л. И. Бердников. — Его повышенный интерес к дамам, внимание к собственной внешности, изысканные манеры и куртуазное поведение… станут характерными чертами щеголя-петиметра, укоренившегося у нас к середине XVIII века» [1045].