Бэлла Шапиро - Русский всадник в парадигме власти

В погоне за модой уровень потребления предметов роскоши с самого начала правления Елизаветы Петровны сравнился с версальским или даже превзошел его. Следствием стал Указ против роскоши от 11 декабря 1742 г., текст которого гласил: «так отныне никому богатых платьев отнюдь никому не делать… а носить платье суконное» [1069].

Отдельного упоминания удостоилось кружево как самый аттрактивный декор елизаветинской моды. «…Отныне и кружева кроме пяти классов отнюдь никому не носить, а тем пяти классам кружева носить не свыше трех пальцев, а со старыми кружевными уборами поступать по вышеописанному, как и о платье повелено (т. е. сдавать генерал-полицмейстеру для клеймения). А понеже на кружева сургучных печатей класть нельзя, и для того, дабы под видом старого новое кружево употребляемо не было, вместо сургучевых печатей класть черные печати таких чернил, чтобы оные вымыться не могли» [1070]. Фактически указ не касался двора, и он продолжал утопать в роскоши. Во времена «веселой императрицы» действовали другие законы — законы изящества, роскоши и великолепия: «щеголяя сама, императрица Елизавета любила видеть и свой двор роскошно одетым» [1071].

Тон задавали петиметры Н. А. Бекетов, один из богатейших людей страны К. Г. Разумовский (младший брат галанта «прекрасной Елисавет» А. Г. Разумовского) и, немного позднее, фаворит императрицы И. И. Шувалов. В кружевных нарядах красовался «веселый щеголь» [1072]лейб-кирасир князь К. И. Дашков, получивший изысканные наряды в приданое за дочерью графа Р. И. Воронцова Екатериной («той самой» Дашковой). Частью богатого приданого были две дюжины голландских мужских сорочек стоимостью в 200 р. и шесть пар мужских кружевных манжет к ним на такую же сумму [1073]. «В награждение» за брак с камер-фрейлиной Елизаветы Петровны А. Д. Разумовской камер-юнкеру графу А. А. Бестужеву-Рюмину, гуляке и жуиру, полагались «четыре дюжины мужских рубах, из которых одна дюжина с брабантскими кружевными манжетами» и девять спальных шапочек, также отделанных брабантским кружевом [1074]. Известная манера ношения кафтана и камзола нараспашку дополняется «ощипанностью их покроев» [1075], которая позволяет еще более полно продемонстрировать роскошное белье.

Предпочтения двора распространялись на его окружение. Так, Лейб-компания Елизаветы Петровны — по сути, телохранители императрицы — была обмундирована кафтанами «зеленого сукна, с воротником, обшлагами и подбоем красными, с золотым, в один ряд, зубчатым галуном, и двумя на плечах помочами (т. е. эполетами) из витого золотого шнура; камзол и штаны красные, с таким же галуном, пуговицы вызолоченные, манжеты и галстух белые, кисейные, с кружевами, штиблеты вседневные из черного сукна, а в парад из белого полотна, с вызолоченными пуговицами; при черных штиблетах штибель-манжеты из белого полотна; шапка по образцу гвардейской гренадерской, но обтянутая красным сукном, и украшенная перьями, с правой стороны красными, с левой белыми; епанча темно-зеленая» [1076]. Прочное положение изящной (в прежние времена дамской) галантереи в военно-придворном костюме галантного века признавалось даже мундирными регламентами, что свидетельствует о трансформации границ гендерных стандартов, если не о намеренном их стирании.

Смену концепции нормативной маскулинности, которая сопровождалась изменениями не только во внешней атрибутике, но и во внутренних ощущениях ее границ, иллюстрирует работа придворного живописца Г. К. Преннера «Конный портрет императрицы Елизаветы Петровны со свитой» (1750–1755) [1077]. Вельможи здесь изображены в мундирах, женщины — в рыцарских латах; все персонажи, включая женщин, вооружены шпагами. Стоит отметить, что латы здесь присутствуют не в качестве реальной одежды, но, скорее, как традиционный элемент парадного портрета столетия. Впрочем, латы в костюме галантного века все еще сохраняются, но теперь их украшают отделанные кружевом перевязи и портупеи, надетые поверх металлических доспехов; эта эстетика вполне соответствовала и военным регламентам, и придворному этикету. Главным потребителем изящной галантереи в период «великих войн» становится воин.

Очередное изменение мундирной идеологии наблюдалось в недолгое царствование Петра III. Вот что пишет один из ведущих исследователей русской униформы «осьмнадцатого столетия» В. И. Егоров: «…равняясь по новейшей европейской моде… мундир следовало укоротить, обузить и придать ему декоративности, в первую очередь за счет расцветки. Монотонная гамма армейского обмундирования вдруг преобразилась до неузнаваемости. Пехотный кафтан из темного стал светло-зеленым, кавалерийский — из темно-синего белым. Красные камзолы сменились белыми, палевыми, лимонно-желтыми и померанцевыми… Весна 1762 г. буквально расцвела яркой палитрой красок» [1078], ранее немыслимой для русского военного мундира.

Начало правления Екатерины II было отмечено следованием идеям и идеалам предыдущего правления, но постепенно ценность приобретают новые идеалы. Ими становятся комфорт и удобство, которые предлагала английская мода в последней трети XVIII столетия и которые были более привычны для традиционной маскулинности.

Оглядка на версальскую моду еще не забыта: так, приверженцем изящно-изощренной моды выступал Г. А. Потемкин, который «имел на себе… алый фрак и епанчу из черных кружев, стоющую нескольких тысяч рублей. Всюду, где только на мужском одеянии можно было употребить брилиянты, оные блистали. Шляпа его была оными столько обременена, что трудно стало ему держать иную в руке. Один из адъютантов его должен был сию шляпу за ним носить» [1079]. Не отставал и «бриллиантовый князь» сановник А. Б. Куракин, который носил «глазетовый кафтан, звезды и кресты на шее из крупных солитеров, жемчужный эполет через правое плечо, ажурные кружева на груди и рукавах» [1080]по книге «вроде альбома, где находились образчики материй, из которых были сшиты его великолепные костюмы, и образцы платья; при каждом платье были особенная шпага, пряжки, перстень, табакерка» [1081].

Последние отголоски гендерно-перевернутой моды наблюдались в 1780–1790‐х гг. и сошли на нет к концу столетия. Так, когда «…в 1795 году командир Козловского пехотного полка Иван Бибиков дал своему полку узкие шаровары, полусапожки со шнурками, короткие куртки, вышитые жабо и галстуки с черно-белыми бантами», это воспринималось с иронией и рассматривалось не иначе, как сумасбродство, карикатура [1082].

С началом правления Павла I, «гонителя на всякую роскошь, [который] отменно любил простоту» [1083], личные пристрастия императора в одночасье стали причиной преображения роскошного прежде двора. Петиметры окончательно ушли в прошлое, выступая исключительно как объект сатиры. Основой мужского придворного костюма стала английская модель с ее тяготением к упрощению и минимализму, что выражалось прежде всего сдержанностью в цветовом и декорационном решении. Преимущество окончательно было отдано практичному сукну темных и неярких тонов, зачастую серому во всем его многообразии.