Ирина Полякова - Мифы о прошлом в современной медиасреде. Практики конструирования, механизмы воздействия, перспективы использования

Трансляция социального мифа в медиасреде сегодня приводит к существенному размыванию традиционных способов освоения мира с присущими им закономерностями, например, к нивелированию противопоставления «мы и они». Специфическая реальность масс-медиа имеет много общего с мифологической реальностью, и именно с такими «реальностями» нам в последнее время приходиться все чаще иметь дело.

Таким образом, нами было показано место и роль мифа в истории развития коммуникационного пространства, где медиасреда выступает в качестве дополнительного звена при воздействии социального мифа на общественное развитие. Были показаны широкие возможности медиасреды в воздействии на общественное сознание с учетом способности и потенциальной готовности мифологического сознания инициировать мифотворческие и мифологизационные процессы как в повседневной жизни человека, так и в обществе в целом. Были выявлены изменения в механизме трансляции социального мифа в медиасреде и сделано заключение, что развитие коммуникационного пространства повлияло на такое существенное для мифологического сознания отношение как дихотомия «сакральное — профанное». Был высказан тезис о двойственной, обусловленной мифологизационным потенциалом, функции медиасреды в процессе формирования и распространения представлений о прошлом.

Проблемы онтологического статуса прошлого традиционно входят в круг вопросов, изучаемых философией и теорией истории, которые претерпели существенные изменения в минувшем столетии в связи с целым набором культурных поворотов в социально — гуманитарных науках [89] См.: Бахманн-Медик Д. Культурные повороты. Новые ориентиры в науках о культуре; пер. с нем. — М.: Новое литературное обозрение, 2017. 504 с. . С одной стороны, в зарубежной философии истории давно уже сложилась вполне устоявшаяся традиция, отрицающая наличие неких определенных метафизических оснований философии истории и критически воспринимающая всякую онтологическую (или субстантивную) философию истории. С другой стороны, философия истории в XXI веке существенно расширила круг своих интересов. Так, традиционные вопросы аналитической, герменевтической и нарративной философии истории на Западе оказались дополнены темами политического присвоения прошлого, проблематика исторических коммемораций, медийный дискурс об истории, проблемы коллективной памяти и идентичности, национальные образы времени и исторического опыта, этическое измерение истории. По мысли Ю. А. Кимелева, «…в настоящее время философия истории предстает как собрание отчасти независимых друг от друга, отчасти пересекающихся постановок вопросов, проблем, подходов, а также связанных с ними философских концептуализаций» [90] Кимелев Ю. А. Западная философия истории на рубеже XX–XXI вв.: аналитический обзор. — М.: ИНИОН РАН, 2009. C. 91. . Вместе с тем, в современной зарубежной литературе неоднократно предпринимались попытки «реабилитации философии истории», понятой как этическая установка относительно хода и содержания исторического процесса (К. Ролдáн) [91] См.: Roldan G. C. Que queda de la f i losof i a de la historia de la illustration? // La comprension del passado. Escritos sobre f i losof i a de la historia / Cruz M., Brauer D. (Comps). — Barselona: Herder, 2005. Рp. 187–216. , как набор различных метатеорий, только несколько из которых (гегелевская, марксистская, теория локальных цивилизаций) подверглись существенной критике (Г. Нагл — Досекал) [92] См.: Nagl-Dosekal H. Ist Geschichtsphilosophie heute noch moglich? // Der Sinn des Historischen. Geschichtsphilosophische Debatten / Nagl-Dosekal H. (Hrsg.) . — Frankfurt a.M.: Fisher, 1996. S. 7–63. , как «философия истории среднего масштаба», сопоставимая с философией техники (Й. Робек) [93] См.: Rohbeck J. Technik-Kultur-Geschichte. — Frankfurt a.M.: Suhrkampf, 1987. 283 s. . Один из наиболее успешных вариантов в этой связи был реализован в проекте метаистории Йорна Рюзена, который на основе культурно — антропологического подхода предложил говорить о материальной (теория исторического процесса), формальной (теория и методология историописания) и функциональной (теория исторической памяти) разновидностях философии истории [94] См.: Rüsen J. Evidence and meaning. A theory of historical studies. — N.Y.: Berghahn books, 2017. P. 80. .

Тем не менее, какой бы проект «возрождения» философии и теории истории сегодня не появился, он не может не учитывать последствий влияния в первую очередь лингвистического поворота на историографию второй половины XX века [95] См.: Потапова Н. Д. Лингвистический поворот в историографии. — СПб.: Изд-во Европ. ун-та в Санкт-Петербурге, 2015. 380 с. . Важнейшее влияние данного культурного поворота на сферу размышлений об истории, как известно, состояло в признании невозможности объективной оценки событий прошлого в связи с важной ролью языковых конструкций и стратегий интерпретации прошлого. Прошлое и его следы оказывались зависимыми от тех требований, которое предъявляло к нему настоящее. «Историческая реальность» в таком случае оказывается между сферой бытия и сущего. Л. П. Станкевич писал: «историческая реальность — есть нечто исторически сущее, часть исторического бытия, которое именно в данный момент, здесь и сейчас, а не в будущем, в котором возможно окажется еще более или менее реальным осознается и признается как именно таковая, а не какая то другая реальность прошлого» [96] Станкевич Л. П. От социального бытия к историческому сознанию // Социогуманитарные науки в трансформирующемся обществе: Человек и охрана окружающей среды / Сборник статей и тезисов докладов XI Всероссийской научной конференции. — Липецк — Тамбов: Изд-во Першина Р. В., 2013. С. 89. . Подобное понимание исторической реальности естественным образом трансформировало представления об историческом смысле. По мысли Ю. В. Перова: «рассчитывать на обретение (хотя бы в будущем) универсального и безусловного, окончательно постигнутого на веки смысла истории, оснований нет. Смысл истории …конструируется внутри истории ею самою, и сам историчен» [97] Перов Ю. В. Историчность и историческая реальность. — СПб.: Изд-во С.-Петерб. филос. общества, 2000. С. 79. .

При этом, несмотря на существенное влияние постмодернизма и активное развитие такого междисциплинарного направления как memory studies, появление public history, среди исследователей сохраняется мнение о важной роли исторической науки в формулировке того, что можно было бы назвать «онтологией прошлого». Это означает, что пытаясь понять особенности онтологических оснований конструирования представлений о прошлом в современном мифе мы неминуемо будем сопоставлять данный процесс с тем, как данные онтологические основания представлены в исторической науке и в методологии историзма в целом. В этой связи мы попытались выделить те категории, которые характеризуют метод историзма и посмотреть на них в свете их трансформации в контексте мифологии современной медиасреды.