Ирина Полякова - Мифы о прошлом в современной медиасреде. Практики конструирования, механизмы воздействия, перспективы использования

Обращаясь к причинно — следственным связям в современном медийном мифе, мы также находим существенные изменения в сравнении с мифом архаическим. С одной стороны, генетическая причинность в современном мифе сохраняется. Это связано с тем, что в современном медийном тексте, как правило, трудно отделить желаемое видение события и собственно само описываемое событие. С другой стороны, причинно — следственная связь подается в виде нескольких версий, один из которых изначально доминирует над другими. Более того, современные мифы о прошлом, транслируемые в медиасреде не могут избежать убедительности, поскольку вынуждены конкурировать с имеющимися научными знаниями. Эта убедительность достигается с помощью выстраивания ложной цепочки причинно — следственных связей, апеллирующей к эмоциональным аргументам, содержащий различные формы логического сорита. В данном случае может также иметь место произвольный характер выбора аргументации.

Центральную роль в понимании прошлого и его онтологического статуса играет сама историческая событийность, которая получила существенное исследование в работах отечественных [108] См. подр.: Событие в истории, памяти и нарративах идентичности / под ред. Л. П. Репиной. — М.: Аквилон, 2017. 400 с.; Событие и время в европейской исторической культуре XVI — начала XX века / под общ. ред. Л. П. Репиной. — М.: Аквилон, 2018. 512 с. и зарубежных [109] См. подр.: Коллингвуд Р. Д. Идея истории. Автобиография; пер. с англ. — М.: Наука, 1980. 485 с.; Мегилл А. Историческая эпистемология; пер. с англ. — М.: Канон+, 2007. 480 с. исследователей. Историческое событие выступает в качестве своеобразной «минимальной единицы» описания исторической реальности и в полной мере воплощает в себе категорию «индивидуальность» в исторических науках. Цитируемый выше М. Н. Чистанов справедливо полагает, что как историческая категория индивидуальность может быть интерпретирована в двух значениях: как неповторимость самих исторических событий и как индивидуальность восприятия и интерпретации данных событий субъектом исторического сознания. По его мнению, если первое значение не характерно для архаического мифологического сознания, то второе — достаточно наблюдаемый факт в случае обращение к фигуре культурного героя в мифе. Он пишет: «герой мифологического повествования — безусловно, не историческая личность … культурный герой — выразитель коллективного, прежде всего родового Я, и этим объясняется значимость его действий и поступков которые … не могут носить случайный характер» [110] Чистанов М. Н. Историческое сознание и социальность. — Новосибирск: Новосибирский гос. ун-т, 2006. С. 97. . Другими словами, под индивидуальностью в мифологии он понимает феномен избирательности коллективной памяти, рассказывающей о каком — то конкретном (а не о каком — то ином) культурном герое.

Достаточно обоснованной в современной литературе является мысль о важной роли мифа о герое в современной социальной мифологии. В чем же состоит решающее отличие феномена героического в современном мифе от архаических вариантов? И. М. Суравнева и В. В. Федоров в работе «Феномен героизма» отмечали, что героический миф постоянно порождается архетипом героя, спроецированным в сферу самоорганизации общества. «Героический миф — миф о рождении, смерти и возрождении героя, в котором воплощены чаяния поколений и сплетены высшая форма коллективности и высшая форма индивидуальности — постоянно циркулирует в любом обществе. Это мифы о власти, стоящей на страже Правды, о добром царе — герое или царе — мученике, о герое — избавителе (миф о сильной руке) и пр. Фигура героя является стержневым элементом многих социальных процессов в современном обществе, поскольку является средством представления сути происходящего. В частности с помощью представлений о герое массам вновь и вновь транслируется духовно — нравственное измерение политики» [111] Суравнева И. М., Федоров В. В. Феномен героизма. — М.: Изд-во ЛКИ, 2008. С. 83. .

Культурный герой сохраняет свое значение и в современном мифе. В силу особенностей самой современной социальной мифологии образ героя фрагментируется и в большей мере оказывается зависимым от контекста медийного сообщения и особенностей его визуализации в соответствующем канале коммуникации. Механизм исторической избирательности сохраняется, но в современном мифе наблюдается тенденция к выделению тех сторон культурного героя, которые в первую очередь востребованы в актуальном социально — политическом или экономическом контексте.

Вместе с тем в сферу современных медийных мифов о прошлом попадает не только культурный герой. Мифологизации может быть подвержено как отдельное историческое событие, так и эпоха. В этом отношении современный медийный миф постоянно соприкасается с другими формами знания о прошлом и в том числе с научными историческими знаниями, заимствуя у них контент и зачастую маскируясь под научное историческое знание. В данном случае необходимо вновь согласиться с Роланом Бартом, указывавшим, что миф является именно формой, а не содержанием. Причем, формой, которая по новому маркирует сами «следы» прошлого как часть одновременно исторического и медиального пространства [112] Buller A. Theorie und Geschichte des Spurbegrifsf. Entschlüsselung eines rätselhaften Phänomens. — Marburg: tectum Verlag, 2016. S. 82. .

В завершении позволим себе кратко обратиться еще к одной категории, которая выступает для нас инструментом анализа — категории «тотальность». М. Н. Чистанов указывает на то, что данная категория «может подразумевать единство исторического процесса, может указывать на связность и замкнутость исторического повествования, наконец тотальность может означать единство сознания постигающего историю субъекта» [113] Чистанов М. Н. Историческое сознание и социальность. — Новосибирск: Новосибирский гос. ун-т, 2006. С. 70. . Другими словами, речь идет о некоей объединяющей интерпретационной схеме, конструкции исторического сознания, привносящей в набор исторических событий определенную целостность. В данном случае возможности архаической мифологии становятся более заметными. Отмеченный выше российский исследователь связывает это с включенностью нарратора в структуру мифологического повествования, когда тот в качестве рассказчика заявляет о своей личной позиции: одобрения или неодобрения, страха, волнения, восхищения. Он отмечает: «в результате такого позиционирования образуется неразрывное единство, включающее в себя акт первого творения как всеобщее первоначало, образец; совокупность событий, связанных с этим первоначалом генетически и образующих цепь взаимно порождающих друг друга явлений; наконец, самого рассказчика, повествующего обо всем вышеизложенном» [114] Там же. С. 99. . Более того, можно было бы указать также и на законченность самого мифологического нарратива, не разложимого на отдельные сегменты и представляющего определенную пронизанную единым смыслом цепь описываемых событий. Данные характеристики, позволяющие выделить категорию «тотальность» в архаическом мифе в полной мере могут быть обнаружены и в мифе современном. Здесь также в полной мере присутствует позиция нарратора, который не только не стремится уйти в тень повествования, но наоборот активно позиционирует себя в тексте мифологического сообщения. Однако, еще более важным для современных медийных мифов о прошлом является специфика их отношения с историческими событиями. Современные мифы о прошлом создают достаточно произвольные конструкции исторических событий, стремясь объединить различные по своему содержанию и логическому объему исторические факты в общую сюжетную линию. Более того, сами факты могут быть напрямую взяты из исторической науки, однако характер их компоновки и интерпретации могут носить мифологизированный характер. Причем именно медиасреда усиливает данный мифологизационный эффект за счет активного использования визуального ряда, не всегда соответствующего тексту сообщения. Эстетическая целостность сюжета оказывается доминирующей над логической системностью аргументации. Можно также было бы сказать, что в некоторых случаях эстетическая целостность мифологического сообщения может вообще обходиться без отсылки к научно — историческим фактам, используя различные фейки или данные, продолжающие оставаться предметом обсуждения.