Леон Юрис - Милая , 18

— Господи! Что с вами? — спросил Хорст.

— Меня приняли по ошибке за еврея.

— Скверная ошибка в наши дни.

— Видели бы вы меня неделю назад!

— Думаю, отсюда лучше уйти, — сказал Хорст, кивнув на маленькую урну с сердцем Шопена на алтаре. — Пройдемся, а то, может, в урне мик­рофон спрятан. В урне — это что! Сегодня за завтраком я нашел микрофон, вмонтированный в сахарницу.

На улице они зажмурились от солнца. Крис на­дел темные очки, чтобы заодно скрыть синяки, и они пошли по Новосвятской. По другой стороне за ними шли двое, а машина фон Эппа медленно ехала рядом.

— Чудная система, — сказал фон Эпп, — не пой­мешь, кто за кем следит. Ну, как на русском фронте?

— Сплошная победа фатерланда [55] Фатерланд (нем.) — отечество. . Беда в том, что передача сообщений о ваших славных успехах заняла у меня черт знает сколько времени.

— От души сочувствую. Сегодня утром восста­новили вашу линию со Швейцарией. Кретины не­счастные. Стоит мне уехать из Варшавы, как они впадают в панику.

— Розенблюма мне тоже вернули?

Они перешли на другую сторону.

— Вы очень выразительно молчите, Хорст, — не унимался Крис.

— Не будьте ребенком.

— Он — моя правая рука.

— Я же вас предупреждал, что не знаю, как долго мне удастся держать его вне гетто.

Они остановились на перекрестке, где Иеруса­лимские аллеи переходят в аллею Третьего мая. Вой сирен задержал все движение. Мимо них про­ехали два мотоцикла, за ними — командная маши­на, а за ней — грузовики с новобранцами. На некоторых пели. Колонна направилась к недавно восстановленному мосту на Прагу.

”Пушечное мясо для Восточного фронта”, — по­думал Крис.

— Вызывал меня к себе Шрекер, спрашивал о Розенблюме. Все напустились на меня из-за не­го. Для вас обоих лучше, если он будет нахо­диться в гетто, иначе на вас, Крис, неизбежно падут всякого рода подозрения. Известно, что у него есть совершенно определенные связи по всей Варшаве, ему, видно, недолго осталось до гестапо. Так что не просите меня за него.

Фон Эпп прав. Немцам нужно быть полными иди­отами, чтобы разрешить Розенблюму свободно за­ниматься своими делами.

— Если вам нужен помощник — ради Бога! Толь­ко возьмите себе в этом качестве какого-нибудь арийца.

Крис кивнул. По Висле одна за другой плыли баржи с оружием для Восточного фронта.

— И все это вас ничуть не тревожит, Хорст? — спросил Крис, глядя на баржи.

— Всем известно, что войну начали евреи, — проскандировал Хорст в ответ.

— По другую сторону ваших линий я видел ве­щи, которые так легко не объяснить.

— Поверьте мне, Геббельс всему найдет объяс­нение. Что до нас всех, то очень просто: мы прикинемся невинными овечками и скажем: ”При­каз есть приказ. А что нам оставалось делать?”. Слава Богу, у мира короткая память.

— Когда же этому придет конец?

— Конец? Но мы не можем остановиться прежде, чем произойдет одно из двух: либо мы завладеем миром, либо нас разнесут в пух и прах. Кроме того, не судите нас строго. Завоеватели никог­да не удостаивались наград за добродетель. Мы нисколько не хуже десятка других империй, пра­вивших миром.

— И потому вы правы?

— Дорогой Крис, правота — неотъемлемая пре­рогатива победителей. Они всегда правы — не­прав всегда побежденный. Словом, на вашем мес­те я временно примкнул бы к нам, потому что, судя по ходу событий, мы, возможно, на много веков станем Вавилоном, Римом, империей Чингис-хана и Оттоманской, вместе взятыми.

— Ничего себе перспектива.

— Беда с вами, Крис, — рассмеялся Хорст и сильно хлопнул его по спине. — Вы видели на фронте только негативную сторону вещей. Вар­шава — награда воину. Снимите с себя узду. Как насчет того, чтобы провести приятный вечерок? Вы, я, две дамы... Хильда говорила, что вы бы­ли с ней очень милы в последний раз.

— Иногда у меня нервы сдают, и Хильда приво­дит их в порядок. Особенно когда я в запое.

— Черт с ней, с Хильдой. Уступлю вам на се­годняшний вечер кое-что из моих тайных личных запасов. Восемнадцать лет, но уже спелый пер­сик. И где только эта девица обрела мастерст­во! Она вам...

Шум грузовика заглушил его слова.

Крис посмотрел на фон Эппа. Тот явно наслаж­дался сигарой.

Крис вспомнил кровавую бойню, виденную им на подступах к Киеву. Нет, нужно что-то предпри­нять. Как можно скорее. Сейчас. Сию минуту. Фон Эпп — его единственный шанс. ”Давай, Крис, действуй, завтра может оказаться поздно”, — подстегнул он себя.

— Я хочу побывать в гетто, — быстро произнес Крис, пугаясь собственной смелости.

— Ну что вы, Крис, — сказал фон Эпп, скрывая свою радость. — На нас же обоих падет тень.

Наконец-то его долготерпение вознаграждает­ся. Он с самого начала подозревал, что Крис темнит. И желание остаться в Варшаве любой ценой, и отказы от пирушек, хотя за ним водит­ся слава волокиты, что-то да значат.

— Мне необходимо повидать Розенблюма, закон­чить кое-какие дела.

— Ну, если вы настаиваете, — фон Эпп поднял руки, мол, ”сдаюсь”, и посмотрел на часы. — Будь по-вашему.

Он поискал глазами следовавшую за ними маши­ну, которая остановилась под мостом.

— Подбросить вас в город?

— Спасибо, я пройдусь. До скорого.

— Подумайте все-таки хорошенько, стоит ли ходить в гетто, — сказал Хорст и быстрым ша­гом пошел к машине.

— Хорст!

Немец обернулся и увидел, что Крис стреми­тельно идет к нему, как человек, принявший от­чаянное решение.

— Допустим, я хочу забрать кое-кого из гет­то...

— Розенблюма?

— Нет, женщину с детьми.

— Какую женщину?

— Мою бабушку.

Хорст фон Эпп улыбнулся. Кристофер де Мон­ти раскрыл-таки свои карты. Каждого человека можно купить — фон Эпп лишь выяснял, какой це­ной. Большинству достаточно небольшой взятки или одолжения. Шантаж тоже часто помогает: поч­ти у всех рыльце в пушку. Но это для мелкой сошки. А Кристофер де Монти — крепкий орешек.

— Насколько это для вас важно? — спросил Хорст.

— Важнее всего на свете, — выпалил Крис.

— Думаю, можно будет устроить.

— Как?

— Ей придется подписать заявление, что она не еврейка. Вы же знаете, у нас предусмотрены формуляры на все случаи жизни. Вы на ней жени­тесь, усыновите детей, это делается быстро, и отошлете ее в Швейцарию как жену итальянского гражданина.

— Когда я получу пропуск в гетто?

— Когда договоримся о цене.

— Значит, как Фауст — заложить душу Мефисто­фелю?

— Именно так, Крис. Цена будет высокой.

В отвратительном настроении прождал Андрей две недели, пока ему удалось выйти на челове­ка, известного под именем Роман, который воз­главлял подпольную Армию Крайову.

Наконец через сверхсекретные каналы ему со­общили, что Роман его примет. Гора спала у не­го с плеч. Встреча в Праге. Переезд через ре­ку с завязанными глазами. Десятка два лишних поворотов, чтобы окончательно его запутать. Люди разговаривают шепотом, ведут его куда-то вверх по тропинке.