Натан Эйдельман - «Быть может за хребтом Кавказа»

Паскевич, впрочем, не скрыл выдающейся роли Вельяминова в Гянджинском сражении, но уж, конечно, постарался напомнить, что прежде, у Ермолова, дела шли неважно, а теперь, после прибытия Паскевича, — отменно. Царь поздравляет «отца-командира» с победой — «первой в мое царствование».

9 декабря 1826 г. Грибоедов из Тифлиса пишет, вероятно с оказией, Бегичеву. Ровно год и два дня назад, 7 декабря 1825 г., ему же, как помним, было писано из Екатериноградской — об уме и своеобычности Алексея Петровича, о схватке «горной и лесной свободы с барабанным просвещеньем».

Всего год — и снова автор на Кавказе, адресат в Москве. Но год, стоящий десятилетий.

9 декабря 1826 г. : «Милый друг мой! Плохое мое житье здесь. На войну не попал: потому что и Алексей Петрович туда не попал. А теперь другого рода война. Два старших генерала ссорятся, с подчиненных перья летят…» [Гр., т. III, с. 195].

Снова обратимся к рассказу Паскевича от 17 декабря 1847 г.: «По приезде в Тифлис я тотчас явился генералу Ермолову. Он сказал мне, что весьма рад моему назначению и прибытию.

На другой день приходит ко мне полицейский чиновник сказать, что генерал Ермолов тот день никого не принимает, а на третий день тот же чиновник объявил мне, что главнокомандующий принимает во столько-то часов. Прихожу к нему в назначенный час. Меня пригласили в большую комнату — кабинет его, — посредине которой стоял большой стол в виде стойки. На одной стороне сидел генерал Ермолов в сюртуке, без эполет, в линейной казачьей шапке, напротив его генерал и другие лица, которые обыкновенно собирались к нему для разговоров и суждений. Прихожу я — второе лицо по нем. Он говорит: „А, здравствуйте, Иван Федорович“, но никто не уступает мне места и нет даже для меня стула. Полагая, что это делается с умыслом для моего унижения, я взял в отдалении стул, принес его сам, поставил против Ермолова и сел. Смотрю на посетителей: одни в сюртуках без шпаг, другие без эполет, и наконец, один молодой человек в венгерке; все вновь входящие приветствуются одинаково со мною: „А, здравствуйте, Иван Кузьмич, как вы поживаете? Здравствуйте, Петр Иванович“ и т. д., и все потом садятся, так что прапорщик не уступает места генералу. Приходит генерал Вельяминов, командующий войсками за Кавказом, ему нет стула, и никто ему места не дает. И он от стыда сам принес стул и сел возле меня. Я спрашиваю его: „Кто это Иван Кузьмич? — Это поручик такой-то. — А этот в венгерке? — Прапорщик такой-то“.

Для меня это показалось очень странно» [ААН, ф. 100, оп. 1, № 347, л. 3 об. — 4; Дубровин, т. VI, с. 705–706].

Любопытно, что Паскевич, обличая Ермолова, невольно рисует образ привлекательного, оригинального «генерала-демократа»: ермоловский сюртук столь же важный атрибут этой сцены, как и в рассказе Липранди о фельдъегере, извещающем «генерала в сюртуке» о новом императоре…

Вслед за тем Паскевич подробно распространился перед своими слушателями, как Ермолов «забыл» отдать приказ о нем по Отдельному Кавказскому корпусу, как приказ был наконец отдан без ссылки на «высочайшую волю», как между командующим и начальником штаба начались споры «по всем вопросам» — о движении войск, продовольствии, транспорте и т. п.: «Имея в руках собственноручный государя императора приказ о смене Ермолова, я предполагал уже объявить его, но, рассуждая, что, будучи совершенно новым человеком в крае и занимаясь поражением неприятеля, для меня было бы весьма трудным управлять краем, я оставил это до окончания летней кампании. […] В ноябре послал я адъютанта моего графа Оппермана в Петербург с донесением императору в собственные руки о всех распоряжениях и действиях генерала Ермолова, клонившихся явно к тому, чтобы война против персиян была неуспешна, а равно и о беспорядках, найденных мною при осмотре войск. В донесении этом я говорил также, что мне с генералом Ермоловым быть вместе нельзя.

Полномочия сменить Ермолова я не желал привести в исполнение без нового высочайшего повеления, которого, однако, прямо не испрашивал, а барону Дибичу не было это полномочие известно. Распечатав как начальник Главного штаба Его величества донесение мое и прочитав его, он до того вышел из себя, что в присутствии моего адъютанта бросил оное на пол и топтал ногами» [ААН, ф. 100, оп. 1, № 347, л. 7–8].

Паскевич посылает жалобу за жалобой: доказывает ошибки Ермолова, во-первых, не предусмотревшего войны, во-вторых, после вторжения персов не предпринявшего решительных действий, в-третьих, «озлобил все народы так, что они все перешли на сторону персиян. Я полагаю, что для водворения доверенности в сих народах надо его переменить, хотя [бы] он имел все достоинства, ибо из сего всеобщего возмущения доказательность, как велико к нему негодование жителей» [ЦГИА, ф. 1018, оп. 3, № 250].

Грибоедовым выбор как будто еще не сделан: Денису Давыдову и адъютанту Ермолова Шимановскому автор «Горя» вот что говорит о Паскевиче (строки записаны Давыдовым, мемуаристом в этом случае, безусловно, пристрастным, но вообще довольно точным): «Как вы хотите, чтоб этот дурак, которого я коротко знаю, торжествовал бы над одним из умнейших и благонамереннейших людей в России; верьте, что наш его проведет, и Паскевич, приехавший еще впопыхах, уедет отсюда со срамом» [Гр. Восп., с. 153].

Смута продолжается. Паскевич составляет очередной донос, особенно резкий в черновом варианте (окончательный текст несколько смягчен): «Я всего должен опасаться, ибо имею дело с самым злым и хитрым человеком. Если рассказам верить, то он [Ермолов] не остановится итить на все, чтобы от своего неприятеля избавиться». Далее шли строки, которые Паскевич все же не решился перебелить: «Дело хотя скрытое, но я уверен, что если война возгорелась, то мы одолжены генералу Ермолову; из письма и прокламации Аббас-мирзы это видно. Это все здесь утверждают, ибо он всячески поддерживал недружелюбие…» Паскевич просит отставки: «Государь император… найдет другого, который угодит Ермолову, но я не могу» [ЦГИА, ф. 1018, оп. 2, № 432; ср. PC, 1872, № 6, с. 42].

В Тифлис будто бы для разбора конфликта между двумя полководцами, а на самом деле для удаления Ермолова отправляется начальник Главного штаба Дибич [12] Дибич имел секретное предписание, дававшее ему право отстранить Ермолова в любой момент (очевидно, аналог указа, которым располагал и Паскевич), но не решился пустить в ход. Липранди в уже цитированном дневниковом фрагменте сообщает, вероятно, фантастические подробности о том, что Дибич забыл «высочайшую инструкцию» в городе Павловске Воронежской губернии, после чего городничий переслал ее в Тифлис и Ермолов узнал о своей участи раньше Дибича (см. [ААН, ф. 100, оп. 1, № 350, л. 13]). Паскевич (в уже цитированных его «устных мемуарах»), в свою очередь, поносил Дибича, который, смещая Ермолова, сомневался в способностях нового главнокомандующего: начальник штаба будто бы доказывал царю, что «он один только может вести дела за Кавказом и что без него они не пойдут» [там же, № 347, л. 9]; сходной версии о Дибиче придерживались и некоторые сторонники Ермолова (см. [PC, 1872, № 11, с. 486–487]). .