Ричард Эванс - Третий Рейх. Дни Триумфа. 1933-1939

С немецкой точки зрения, гарантии Чемберлена не доставало правдоподобия по ряду причин. Для начала — как Великобритания собиралась фактически помогать Польше, если бы война действительно началась? Как можно было решить географические и транспортные проблемы? Неопределенность гарантии и постоянные оговорки Чемберлена только усиливали сомнения. Но главное, опыт предыдущих лет, начиная с Рейна и Австрии и заканчивая Мюнхенским соглашением, твердо убедил Гитлера, что Великобритания и Франция постараются всеми силами избежать участия в военных действиях. По его мнению, их лидеры были бесхребетными трусами [1596] Более общее описание см. в Andreas Hillgruber, Deutsche Grossmacht-und Weltpolitik im 19. und 20. Jahrhundert (Dusseldorf, 1979 [1977]), 180-97. . Более того, в отличие от предыдущей войны немецкая армия и ее руководство не колеблясь начали бы агрессию против поляков, которых в отличие от современной и хорошо вооруженной чешской армии они считали отсталыми, плохо организованными и экипированными. Уже в конце марта 1939 года Браухич, которому Гитлер сообщил о необходимости начать военные действия против Польши, если переговоры по Данцигу и Коридору завершатся ничем, подготовил предварительный план вторжения под кодовым названием «План Вайс». Гитлер одобрил его, дописал вступление, в котором объявлял, что будет стремиться локализовать конфликт, и приказал готовить его осуществление в начале сентября 1939 года. Как и в предыдущие годы в Берлине началась пропагандистская кампания против объекта враждебных намерений Германии. Пятичасовой военный парад по столице в честь 50-летия Гитлера 20 апреля 1939 года стал, как писал Геббельс в своем дневнике, «ярчайшей демонстрацией силы и мощи Германии. Впервые была показана наша самая тяжелая артиллерия», — добавлял он. Восемь дней спустя, 28 апреля 1939 года, Гитлер официально объявил в Рейхстаге об аннулировании Пакта о ненападении с Польшей, подписанного в 1934 году, и Военно-морского соглашения с Великобританией, подписанного в следующем году. В начале апреля 1939 года Вайцзеккер сообщил полякам, что срок на переговоры по Данцигу и Коридору подошел к концу [1597] Kershaw, Hitler, II. 177-90; Christian Hartmann and Sergej Slutsch, «Franz Halder und die Kriegsvorbereitungen im Frühjahr 1939: Eine Ansprache des Generalstabschefs des Heers», VfZ 45 (1997), 467-95; Frohlich (ed.), Die Tagebücher, I/VI. 323 (21 апреля 1939 г.); Watt, How War Came, 188-98; Domarus (ed.), Hitler, III. 1519-96. .

23 мая 1939 года Гитлер сообщил руководителям вермахта, включая Геринга, Гальдера и Редера, что «дальнейшие успехи невозможны без кровопролития». «Сегодня на карту поставлен не Данциг, — продолжал он. — Для нас это вопрос расширения нашего жизненного пространства на Восток и обеспечения продовольственной безопасности для страны… Если судьба приведет нас к конфронтации с Западом, хорошо бы было иметь изрядные территории на Востоке». Поэтому напасть на Польшу необходимо было при первой подходящей возможности. Гитлер допускал, что Великобритания и Франция могли прийти на помощь Польше. «Таким образом, Англия является нашим врагом, и война с ней — это вопрос жизни и смерти». При возможности Польша должна была погибнуть в одиночестве без сторонней помощи. Однако в долгосрочной перспективе война с Англией и Францией была неизбежна. «Англия — это главный источник враждебности против Германии». Гитлеру также хотелось бы надеяться, что такая война будет короткой. Однако, сказал он, необходимо было готовиться к войне, которая будет продолжаться десять или пятнадцать лет. «Время решит не в пользу Англии». Если оккупировать Голландию, Бельгию и Францию, подвергнуть бомбардировке английские города, перекрыть атлантические поставки с помощью морской и воздушной блокады, то Англия истечет кровью. Однако, добавил он, Германия, наверное, не будет готова к такому конфликту в ближайшие пять лет. Таким образом, немецкая политика в 1939 году должна была ориентироваться на максимальную изоляцию Польши и обеспечение условий, в которых предстоящие военные действия не привели бы к немедленной общеевропейской войне [1598] Там же, 1616-24. . Этот довольно непоследовательный набор задач, а местами и бессвязные замечания выдавали неуверенность Гитлера по поводу последствий вторжения в Польшу. Однако для их поддержки была организована целая дипломатическая кампания, целью которой было лишить Польшу любой возможной помощи. 22 мая немецкий альянс с Италией был преобразован в «Стальной пакт», в то же время были заключены соглашения о ненападении с Латвией, Эстонией и Данией. Договор, подписанный в марте 1939 года, давал Германии доступ к румынским источникам нефти на случай войны, и одновременно были заключены похожие, хотя и не такие односторонние торговые соглашения со Швецией и Норвегией по поставкам железной руды. Однако переговоры с Турцией, Югославией и Венгрией оказались не такими успешными, на них звучали заверения в добрых намерениях, особенно в экономической области, но не было каких-либо конкретных результатов [1599] Wieinberg, The Foreign Policy, II. 192-248. . Но самый удивительный шаг был сделан в направлении Москвы. Уже в мае Гитлер начал понимать, что для успеха вторжения было жизненно необходимо обеспечить благожелательный нейтралитет Советского Союза, чьи протяженные границы с Польшей имели центральное стратегическое значение. Существовала опасность, что Великобритания и Франция заручатся поддержкой Советов с целью сдержать немецкую агрессию. К концу июня 1939 года Гитлер уже не включал в свои речи традиционные обличения угрозы мирового большевизма. Вместо этого он направил свой огонь против западных демократий [1600] Domarus (ed.), Hitler, III. 1633. . В то же время Риббентроп начал тайно подготавливать почву для заключения официального соглашения с Советами. Его ободрила речь, произнесенная Сталиным 10 марта 1939 года, в которой тот объявил, что не захочет приходить на помощь западным капиталистическим странам, если они вступят в вооруженный конфликт с Германией, поскольку их политика соглашательства с гитлеровскими требованиями очевидным образом вела к усилению Германии в отношении ее долгосрочных планов по нападению на Советский Союз. 3 мая 1939 года Сталин подал ясный сигнал Берлину, уволив Максима Литвинова, долгое время занимавшего пост министра иностранных дел, который активно выступал за коллективную безопасность и цивилизованные отношения с Западом. Вместо него он поставил своего верного сторонника Вячеслава Молотова. Ни от чьего внимания не ускользнул тот факт, что Литвинов был евреем, а Молотов — нет [1601] Watt, How War Came, 232-4; Joachim von Ribbentrop, The Ribbentrop Memoirs (London, 1954 (1953]), 109-15. .

Сталин в 1939 году оказался в сложной ситуации. В течение предыдущих нескольких лет он вел жестокие чистки среди высшего генералитета, руководства военной промышленности и старших армейских офицеров. В высших эшелонах власти осталось лишь немного людей, имевших непосредственный опыт военных действий. Компетентных технических экспертов арестовывали и расстреливали тысячами. Военная готовность Советского Союза была плачевной [1602] David M. Glantz, Stumbling Colossus: The Red Army on the Eve of World War (Lawrence, Kans., 1998); John Erickson, The Soviet High Command: A Military-Political History, 1918 — 1941 (London, 2001 [1962]). . Сталин с июня 1939 года знал о намерениях Гитлера оккупировать Польшу в конце августа или начале сентября [1603] Dmitri Volkogonov, Stalin: Triumph and Tragedy (London, 1995 [1989]), 357. . Больше всего другого ему требовалось убедиться, что вторжение не пойдет дальше. Ему было необходимо время, чтобы перегруппировать и перестроить Красную Армию, модернизировать вооружения и производство боевой техники и подготовиться к нападению, которое, он точно знал, обязательно последует некоторое время спустя после завоевания Польши Германией. В некоторой степени он оставлял возможность формирования союза с западными странами, однако они колебались, считая его ненадежным, а Риббентроп и немецкий МИД были полны желания заключить альянс, несмотря на личные сомнения Гитлера. Когда знаки из Москвы стали еще очевиднее, Риббентроп увидел в них возможность шокировать англичан, которых он до сих пор страстно ненавидел за свои унижения в годы службы в качестве посла в Лондоне, и провернуть блестящую дипломатическую операцию, которая подарит вечную благодарность и одобрение Гитлера. Переговоры по улучшению советско-германских торговых отношений начинались, срывались и начинались снова. И Молотов, и Риббентроп отмечали, что экономическое соглашение должно иметь политическое измерение. И это было не за горами. В начале августа 1939 года Риббентроп и Вайцзеккер с одобрения Гитлера подготовили планы совместного разделения Польши с Советским Союзом. Но Сталин все еще колебался. Однако наконец 21 августа он согласился со все более настойчивыми запросами Гитлера о подписании официального пакта. Отметя в сторону нерешительные британские попытки достигнуть договоренности, советский диктатор пригласил Риббентропа в Москву. Тот прибыл 23 августа. Ранним утром 24 августа Пакт о ненападении был подписан [1604] Watt, How War Came, 447-61; Kershaw, Hitler, II. 189-205; Weinberg, The Foreign Policy, II. 601-11; Frohlich (ed.), Die Tagebücher, I/VII. 73 (23 августа 1939 г.); более подробно см. в Anthony Read and David Fisher, The Deadly Embrace: Hitler, Stalin, and the Nazi-Soviet Pact, 1939 — 1941 (London, 1988); Geoffrey К. Roberts, The Unholy Alliance: Stalin’s Pact with Hitler (London, 1991), 221-6. .