Ричард Эванс - Третий Рейх. Дни Триумфа. 1933-1939

Однако волна пропаганды, поднятая Геббельсом, представляла события в таком свете, будто снова настали времена Судетов, а включение Данцига в состав рейха вместе с пока еще неподписанным соглашением по Польскому коридору и, возможно, опять при содействии Великобритании и Франции, было именно тем, чего добивался Гитлер. Даже социал-демократы признавали, что поляков презирало и недолюбливало подавляющее большинство немецкого населения, включая рабочих, которые считали их грязными, отсталыми и дешевыми конкурентами на рынке труда. Горькая память о боях конца Первой мировой войны не стерлась и двадцать лет спустя. Тем не менее была надежда, что эти вопросы удастся уладить мирным путем. «Данциг, — думали сторонники социал-демократов, — это, в конце концов, чисто немецкий город. Кто может что-либо сказать против того, что Германия забирает его себе обратно? Ситуация с Данцигом в целом намного проще, чем с Чехословакией». Разумеется, Англия и Франция должны были это понять [1612] Behnken (ed.), Deutschland-Berichte, VI (1939), 561. .

Такие взгляды были распространены и среди сторонников нацистов. «Никто из нас, — вспоминала позднее Мелита Машман, — не сомневался, что Гитлер избежит войны, если он сможет придумать способ» [1613] Maschmann, Account Rendered, 58. . В конце концов, ему столько раз это уже удавалось. Гитлер был гением дипломатии, и люди верили его заверениям в том, что он был приверженцем мира [1614] Use McKee, Tomorrow the World (London, 1960), 27; более общее описание см. в Ian Kershaw, «Der Überfall auf Polen und die öffentliche Meinung in Deutschland», in Emst W. Hansen et al. (eds.), Politischer Wandel, organisierter Gewalt und nationale Sicherheit: Beitrage zur neueren Geschichte Deutschlands und Frankreichs: Festschrift fur Klaus-Jurgen Muller (Munich, 1995), 237-50. . В отчете об отношении к кризису со стороны сельского населения в баварском районе Эберманштадте от 30 июня 1939 года местный чиновник без колебаний утверждал: «Желание мира сильнее желания войны. Таким образом, среди подавляющего большинства населения решение данцигского вопроса найдет понимание, только если оно будет достигнуто таким же мирным путем, как в ходе предыдущих аннексий на Востоке». [1615] Broszat et al. (eds.), Bayern, I. 131 (Aus Monatsbericht des Bezirksamts, 30. 6. 1939); см. также Kershaw, The «Hitler Myth», 142. Мысль о том, что Гитлер искал мирного решения ситуации с Данцигом, не только должна была свести к минимуму озабоченность собственного населения. 11 августа 1939 года Гитлер по собственной инициативе встретился в Оберзальцберге с Верховным уполномоченным Лиги Наций в Данциге, швейцарским дипломатом Карлом Буркхардтом, с целью продемонстрировать свою готовность к переговорам с британцами. Однако он полностью испортил этот просчитанный ход, начав кричать, что сотрет Польшу в порошок, если ее правительство не выполнит его требований [1616] Carl J. Burckhardt, Meine Danziger Mission 1937 — 1939 (Munich, 1960), 337-53; Watt, How War Came, 322-7,433-40; Herbert S. Levine, «The Mediator: Carl J. Burckhardt’s Efforts to Avert a Second Wbrld Whr», Journal of Modem History, 45 (1973), 439-53; и Paul Stauffer, Zwischen Hofmannsthal und Hitler: Carl J. Burckhardt: Facetten einer aussergewöhnlichen Existenz (Zurich, 1991). .

Никакие дипломатические шаги Гитлера не оказали значительного эффекта на позицию, которую занимали другие международные игроки в этой смертельной игре, даже его объявление о Нацистско-советском пакте. Польское правительство всегда с подозрением и недоброжелательно относилось к Советскому Союзу, с которым Польша вела ожесточенную войну в начале 1920-х гг., поэтому с этой точки зрения Пакт не играл особой роли. События в Данциге и схожие волнения в Силезии только укрепили решимость поляков сопротивляться любым сделкам, учитывая, что они лишь предоставят Польшу Германии, как это произошло с Мюнхенским соглашением и Чехословакией. Но в любом случае вероятность заключения сделки была мала. И британское, и французское правительства настаивали на том, что Нацистско-советский пакт не сможет изменить их решение выступить на стороне Польши, как сообщил Чемберлен в письме Гитлеру, доставленном в Оберзальцберг в целом прогермански настроенным британским послом сэром Невиллом Хендерсоном 23 августа 1939 года. Получив письмо, Гитлер обрушился на Хендерсона с гневной речью против британцев, которые, кричал он, собирались уничтожить Германию раз и навсегда в интересах низших рас. Однако 25 августа 1939 года по возвращении в Берлин Гитлер взял другой курс, в общих чертах обрисовав Хендерсону соглашение с Великобританией, которое можно было заключить после решения польского вопроса. Когда Хендерсон улетел назад в Лондон для консультаций, Гитлер узнал, что британцы только что заключили военный союз с Польшей. Плохая репутация Риббентропа в Великобритании сводила на нет его попытки выиграть расположение Чемберлена. На время убрав в сторону своего министра иностранных дел, Гитлер обратился к Герингу, которого всегда гораздо больше уважали в Лондоне. Шведский друг Геринга Биргер Далерус был направлен в британскую столицу с целью дальнейшего прощупывания почвы. Из ответа, доставленного Хендерсоном 28 августа 1939 года, они уяснили для себя, что британское правительство было готово признать границы между Германией и Польшей, утвержденные в ходе мирных переговоров, и поддержать возвращение зарубежных немецких колоний, переданных под мандат Лиги Наций по условиям Версальского мира 1919 года, однако британцы по-прежнему собирались поддержать Польшу военной силой в случае вторжения Германии [1617] Watt, How War Came, 462-78; Kershaw, Hitler, II. 211-14; о Хендерсоне см. в Neville, Appeasing Hitler. .

22 августа 1939 года Гитлер вызвал высших руководителей вооруженных сил в Оберзальцберг и сообщил, что вторжение состоится. Они прибыли в гражданской одежде, чтобы избежать подозрений. Пакт со Сталиным должен был быть вскоре подписан, и Гитлер находился в уверенном расположении духа. Он сказал, что еще весной решил завоевать Польшу. «Сначала я думал через несколько лет направить наши силы против Запада и только после этого против Востока. Однако последовательность этих действий нельзя жестко закрепить». Польская ситуация стала недопустимой. Настал момент для удара. «Англия и Франция взяли на себя обязательства, которые ни одна из этих стран не в состоянии выполнить. В Англии нет настоящего перевооружения, а только пропаганда». Таким образом, после вторжения в Польшу полномасштабная война начаться не могла. Риск для западных демократий был слишком велик. В то же время завоевание Востока открывало поставки зерна и сырья, что свело бы на нет любые будущие попытки блокады. «Положено начало уничтожению английской гегемонии». «Наши враги, — добавил он, — это мелкие жалкие черви. Я хорошо изучил их в Мюнхене» [1618] Domains (ed.), Hitler, III. 1663-7; о сохранявшихся надеждах Гитлера на нейтралитет Британии см., например, в Frohlich (ed.), Die Tagebücher, I/VII. 75 (24 августа 1939 г.). . За обедом некоторые присутствовавшие офицеры высказали свою обеспокоенность в связи с такими мыслями. Многие из них чувствовали, что Гитлер обманывается, утверждая, что Великобритания и Франция не станут вмешиваться. Чтобы укрепить их решимость, Гитлер снова обратился к ним днем. «Каждый, — сказал он им, — должен разделять мнение о том, что нам было определено воевать с западными державами с самого начала. Это война не на жизнь, а на смерть». Западные лидеры были «слабыми людьми». Даже если бы они объявили войну, они мало что могли сделать в короткие сроки. «Уничтожение Польши остается приоритетной задачей», — заключил он [1619] Domarus (ed.), Hitler, III. 1668-9; Kershaw, Hitler, II. 206-10; cm. также Winfried Baumgart, «Zur Ansprache Hitlers vor den Führern der Wehrmacht am 22. August 1939. Eine quellenkritische Untersuchung», VfZ 16 (1968), 120-49; Hermann Bohm, «Zur Ansprache Hitlers vor den Führern der Wehrmacht am 22. August 1939», VfZ 19 (1971), 294-300; and Winfried Baumgart, «Zur Ansprache Hitlers vor den Führern der Wehrmacht am 22. August 1939: Eine Erwiderung», VfZ 19 (1971), 301-4. .