Александр Лебедь - Спектакль назывался путч

Начало вечереть. Выведя свою машину на заданный рубеж, я заявил, что по крайней мере до утра она с места не тронется и предложил любителям оригинального отдыха продолжать лежать на броне до утра. Сарказм возымел свое действие, люди отступили от машины, механик заглушил двигатель. Еще две машины дались таким же трудом, дальше пошло проще. Убедившись в отсутствии агрессивных устремлений, люди освободили машины.

Расставив БМД, я организовал боевое дежурство. К этому времени к зданию Верховного Совета пробился комдив полковник Колмаков и доложил, что один из батальонов пытался взять под охрану здание Моссовета, но, ввиду назревшей конфликтной ситуации, отошел к стадиону «Динамо». Другой батальон находился у телерадиокомпании «Останкино». Обстановка неясная. Никаких команд, задач, распоряжений нет, за исключением одной. Командующий ВДВ приказал; если у меня все в порядке, мне проследовать к стадиону «Динамо» и в Останкино, убедиться, что и там все в порядке, затем убыть в Тушино. За вычетом вышеперечисленных недоразумений, я посчитал, что все нормально, и мы с комдивом, убедившись, что боевое дежурство организовано, незадействованные люди накормлены и отдыхают, убыли. Хотя люди продолжали оставаться в неведении, обстановка по-прежнему была неясной – можно ли все это считать нормальным? Тяжеловесная аббревиатура ГКЧП никому ничего не говорила. Забегая вперед, скажу, что все три дня ни к дивизии, ни к одному из полков никто из представителей Министерства обороны, депутатского корпуса не подошел. Не было предпринято ни малейшей попытки объяснить людям, что же происходит. Не знали задачи ни я, ни комдив. То, что по ходу, как говорится, в клювик собрали – то и все.

Выполнив поставленную задачу и проинформировав об этом по городскому телефону–автомату оперативного дежурного штаба ВДВ, мы с комдивом убыли в Тушино.

Все эти действия промелькнули настолько динамично, что только с прибытием на место я взглянул на часы. Было 5.30 двадцатого августа. Я и Колмаков, тем не менее, попытались проанализировать обстановку, но после непродолжительного обмена мнениями поняли, что это все бесполезно. Вспомнили старинную морскую заповедь: «Обстановка неясная – ложись спать!» и решили часочек вздремнуть. Но не тут-то было. В 5.50 раздался звонок. На проводе был командующий. Начал он круто:

– Ты что натворил? Куда завел батальон?

– Как куда? К зданию Верховного Совета РСФСР, по Вашему приказу! – Ты меня неправильно понял.

Здесь я слегка осатанел:

– Товарищ командующий, у меня контора пишет, Все распоряжения, указания, приказы фиксируются тремя операторами в журнале учета боевых действий.

Надо сказать, что печальный опыт многочисленных разбирательств с многочисленными прокурорами и следователями давно и прочно утвердил меня во мнении, что все должно быть зафиксировано. После моих слов командующий смягчился:

– Ну, ну, не горячись! В общем, ты сморозил глупость. Шеф недоволен.

– Какой шеф?

– Ну, какой, какой! Министр. Запомни: ты сморозил глупость. Езжай, и как завел батальон, так и выводи его.

Положив трубку, я задумался. Как всякий нормальный человек с нормальным самолюбием и характером, я терпеть не могу быть марионеткой. Что-то кто-то где-то решал, а я уже сутки носился, ругался, препирался, конфликтовал, и все это было направлено на выполнение приказов, конечный смысл и итог которых мне был неведом. Но приказ есть приказ! В 8 часов утра был у здания Верховного Совета. Пришел в кабинет Ю. В. Скокова, довел до его сведения, что получил приказ вывести батальон. Юрий Владимирович отнесся к этому достаточно спокойно. Выразил сожаление, что батальон так мало побыл, что его будет не хватать. Но ни он, никто другой препятствовать отводу подразделения не станет. Солдаты и офицеры батальона там уже были свои. Нам достаточно спокойно и дружелюбно помогли проделать проходы в баррикадах. Солдаты позавтракали. Батальон построился в колонну и около 11 часов ушел в сторону Ленинградского проспекта, сопровождаемый летящими в люки БМД и открытые окна кабин конфетами, пряниками, червонцами. Я совсем перестал что-либо понимать. Если задача завести батальон под стены была трудной, то, как мне казалось, вывести оттуда – задача невыполнимая. Я был внутренне готов к чему угодно, только не к такому предельно спокойному отводу батальона. Пропустив все машины через проход в последней баррикаде, я вознамерился отойти последним, но тут выяснилось, что исчез УАЗик. Я ускоренным шагом обошел два квартала и в конце концов отыскал УАЗ, прижатый пожарной машиной к баррикаде. Здесь меня нашел офицер связи, который передал мне приказ – к 13.45 прибыть в здание Генерального штаба и явиться к заместителю министра обороны генерал-полковнику Ачалову. Время у меня еще было, я догнал батальон, остановил его с тем, чтобы уточнить командиру задачу. Здесь, откуда ни возьмись, на меня налетела толпа журналистов и засыпала вопросами: «Куда и зачем заводили батальон? Куда и зачем выводили? Кто вы такой?» и т. д. Народ был настырный, напористый и цепкий. Обстановка складывалась достаточно нервная, к юмору не располагающая, тем не менее меня начал душить смех. Куда заводил, зачем вывожу – да черт его знает! Но им-то я так ответить не мог. А тут неожиданно мне вспомнился анекдот про русский характер. Взбунтовавшиеся мужики с косами, вилами, цепами подвалили к барской усадьбе. Загомонили... На крыльцо вышел барин в халате, феске, шлепанцах. Под мышками – по ружью. Сделал многозначительную паузу и, когда наступила мертвая тишина, спросил: «Ну, что?». Толпа понурила головы и начала растекаться. Через несколько минут никого не было. Вечером в кабаке сидел мужик, перед ним стояла пустая бутылка, в стакане остатки водки, краюха хлеба. Мужик поднял стакан, посмотрел на него осоловелым взглядом и вдруг взъярился: «Чаво, чаво? Да ничаво!» И выпил. Ассоциация странная, но, тем не менее, почему-то именно это пришло в голову. Я уточнил комбату задачу, отмахался от корреспондентов, поехал в Генеральный штаб. Пропустили меня туда беспрепятственно, по-видимому, ждали. Я поднялся на 5-й этаж и прошел в приемную Ачалова. Там я встретил командующего генерал-лейтенанта Грачева. Он отозвал меня в смежную комнату для какого-то разговора. Но обменяться мы успели буквально несколькими фразами. Командующий спросил:

– Ты готов?

– Готов.

Я действительно всегда готов, знать бы только еще к чему? – Ну, держись!

В это время в комнату влетел подполковник и возвестил: – Генерал-майора Лебедя вызывает министр обороны!

По длинным коридорам мы проследовали в кабинет министра обороны. Порученец доложил. Я вошел в кабинет министра обороны и представился. Министр несколько секунд внимательно на меня смотрел: