Николай Чикуров - Комбриг П. Деткин

— Вам кого?

— Командира Деткина.

— Я Деткин.

— Да ну? — переспросил парень и покосился на пришедших с ним крестьян. — А у нас говорили… Я-то думал…

— Что же ты думал?

— Думал, что Деткин, — парень развернул широкие плечи, — ну, такой из себя… здоровенный, могучий.

— Как видишь, Деткин вовсе не богатырь. В этом тебя ввели в заблуждение. Но вот дела всем нам предстоит вершить действительно богатырские.

Парень невесело переминулся с ноги на ногу.

— Так-то оно так… Да только… Ну ладно! В общем, примешь?

— За кого же воевать собрались?

— Знамо дело, за кого… За новую жизнь крестьянскую без буржуев и кулаков.

— И вы все тоже за новую жизнь? — Деткин долгим изучающим взглядом обвел притихших за спиной парня крестьян. Те, улыбаясь, утвердительно закивали. — Давайте в таком случае знакомиться. Начинай ты, молодец.

— Я Катаев Иван Антонович из Димитровки, сын бедняцкий. От роду двадцать три года. Два года был в армии. Дослужился до младшего унтер-офицера. Вернулся по ранению.

— Награжден?

— Два «Георгия» за храбрость.

— И где же они?

— А на кой они мне? — сдвинув лохматые брови на переносице, удивленно пробасил Катаев. — Я их бросил. Они же царские! Не пойму я тебя. Ведь ты же красный командир! И вдруг о старых наградах печалишься, да еще и не о своих.

— Погоди. За что ты их получил?

— Я же говорю, за храбрость.

— Вот видишь, море ты ясное! — улыбнулся Павел Иванович. — Не за услуги царю-батюшке ты их получил, а за храбрость, за то, что защищал землю русскую, родину свою. За нее тебе и сейчас предстоит драться, только победами нашими никто, кроме нас, уже не воспользуется.

Павел Иванович сошел с крыльца, поздоровался за руку с каждым крестьянином.

— Пойдемте в дом, потолкуем. Шорохова, конечно, знаете? Он пока здесь вместо меня остается за командира. Мне надо еще в других местах побывать.

Путь Деткина и Новикова лежал в Аспинскую волость. Первые трудности начались уже на полдороге. Оказалось, что в селе Новотроицком подпоручик царской армии Туров возглавил кулацкие банды. Когда Деткин решил провести митинг в деревне Бияваш, кулаки и лавочники даже не дали ему выступить. Тогда Деткин отправил Новикова с тревожными вестями обратно в Тюинск, а сам решил пробиваться в родные места.

…С трудом удалось ему достать подводу до Аскино. Теплая июньская ночь уже медленно ложилась на землю. Крепкий настой разнотравья действовал убаюкивающе. Но на душе было невесело, неспокойно. Ведь если кулаки зашевелились всерьез, то какую организованную силу можно противопоставить им немедленно?

— Тпру! — внезапно раздался впереди полос возницы. — Слазь! Дальше не поеду. Ишь, развалился…

Деткин опешил.

— Да ты что, дядя? Мы же до Аскино договаривались!

— Слазь, тебе говорю. Германских шпионов не возим.

Тут только Павел Иванович понял, о чем говорил возница.

— Я вот тебе покажу шпиона! Вези!

Мужик встал. Дело принимало крутой оборот. Деткин понял, что сладить по-доброму с ямщиком не удастся и, вытащив браунинг, скомандовал:

— Вези! Или…

— Ух ты, голодранец в кожаной куртке! — злобно выругался возница. — Жаль, что я винтовку с собой не прихватил. Ну да ничего, успеем еще расквитаться.

До самого Аскино оба не сказали больше ни слова. В селе Деткин прежде всего стал искать местную дружину. Она была, но странно вел себя ее командир.

— Как дела? — поинтересовался у него Павел Иванович. — Что о кулацких бандах слышно?

— Живем помаленьку. Ни о каких бандах ничего не знаем.

— Не может быть, что не знаете. Они же вокруг вас шастают. А если нападут?

— Авось не нападут, если мы сами на рожон не полезем.

Деткин понял, что с этим «командиром» он ни о чем не договорится. Ладно, удалось хоть выпросить дружинника для сопровождения.

В деревне Упханкулово хозяин почтовой станции сразу отказался дать Деткину лошадей на следующий перегон. Над причиной такого отношения задумываться не приходилось. По деревне кучками ходили богато одетые татары и о чем-то оживленно переговаривались, указывая в сторону приезжих. Выждав, когда по близости никого не оказалось, к Деткину подошел мулла и спросил:

— Ты большевик, да?

— Да, большевик.

— Ваше дело плохо!.. Эти люди за Турова.

— Ничего, — решил схитрить Деткин, — следом идет большой отряд наших. — Но, перехватив сочувствующий взгляд муллы, добавил с улыбкой: — Лучше бы мне, конечно, выбраться отсюда…

Мулла повел Деткина к хозяину станции и, поговорив с ним по-татарски, сказал приезжим, что за николаевские деньги лошадей получить можно. Сделка состоялась.

Держа обе руки в карманах (в одной — браунинг, в другой — наган), Деткин стал торопить хозяина, то и дело выглядывая на улицу. Наконец лошадей запрягли. Мулла подал Павлу Ивановичу руку.

— Гони, большевик, быстрей в Аскино, иначе кулачье кончит вас.

Действительно, за высоким заплотом нарастал шум. Дружинник взял на изготовку свою берданку с единственным патроном. Мулла поспешно распахнул ворота, пара лошадей вырвалась на улицу. Толпа кулаков сыпанула в стороны. Ямщик бешено погнал лошадей, все время повторяя:

— Ой, ой, кулак мулла кончат… Сапсим плохо… Хорош бедным наш мулла. Ой, ой…

Вернувшись через Аскино в Тюинск, Деткин вместе с отрядом из двадцати человек, сформированным Шороховым, решил пробиваться из района кулацких восстаний на Бирск. В пути к отряду присоединялись добровольцы окрестных деревень. К 7 июня под командованием Деткина насчитывалось около восьмидесяти бойцов.

Через два дня разведка донесла, что пала Советская власть в Байках. Находившиеся в отряде бойцы-байкинцы потребовали свернуть с пути и разогнать кулацкую нечисть в их селе. К Байкам подошли на рассвете. После нескольких часов перестрелки белая банда разбежалась. Страшная картина открылась перед бойцами. Амбары были переполнены арестованными крестьянами. Вокруг села лежали трупы расстрелянных активистов, настолько изуродованных, что мало кого из них удалось опознать.

Штаб отряда учредил военно-полевой суд над пойманными кулацкими главарями. Следователем был назначен Шорохов, председателем и комиссаром суда — Деткин. На открытое разбирательство пришло почти все население Байков. Суд приговорил руководителя восстания Мамышина и двух его подручных к расстрелу, остальных кулаков — к уплате контрибуции для нужд отряда, которую надлежало внести в течение двух часов.

После оглашения приговора, Деткина отозвал в сторону байкинский поп. Зеленоватые глаза батюшки плутовски подмигивали.

— Вы, начальник, будете обеспечены на всю жизнь, если приговор отменят. Эти люди могут золотом заплатить за себя, притом не в отрядную кассу, а вам лично…