Наум Дубилет - Капитан Пирожков

При слове «большевик» Яков Михайлович насторожился. Припомнились догадки, которые приходили на ум раньше, и он спросил:

— Дело давнее, Егор, скажи, ты ведь и тогда, на «Буром медведе», не иначе, как из политических был, по-теперешнему партийный. Я догадывался. Только все не было удобного момента, чтобы спросить… По простоте своей полагал, говорить об этом неловко…

Федоров улыбнулся:

— Да, в партии большевиков я уже несколько лет, еще до войны вступил, в 1912 году. Здорово доставалось. Тюрьму попробовал. А сразу же после Февральской революции оставил «Бурого медведя» и отправился к себе на родину. Из Мурома в Петроград поехал. Штурмовал Зимний дворец. А самое главное, видел и слушал Владимира Ильича Ленина…

— Самого Ленина! — удивился Яков Михайлович. — Это действительно дело. И как он? Что за человек? Что говорил?

Один вопрос посыпался за другим. Федоров долго рассказывал о Ленине, о своей жизни, расспрашивал Пирожкова о его делах.

Потом он как-то по-особенному тепло сказал:

— Рад за тебя, Яков Михайлович. От всей души рад. Я много раз убеждался, что ты не врос в старый режим, стремишься к свободной жизни, и верил — обязательно будешь с нами, большевиками. И вот встретил тебя в самом пекле, когда решается судьба Советской власти. Правильно ты поступаешь.

В это время в штурвальную рубку зашло несколько членов команды. Слово за слово, и они включились в беседу. Всех интересовало положение на фронтах.

— Трудно, видать, приходится Красной Армии? — спросил один из штурвальных у Федорова.

— Да, положение не из легких…

Егор Михайлович вынул из планшетной сумки карту, разложил ее на столике и стал водить карандашом по извилистым линиям.

— Россия, вон какая она, — сказал Федоров, — а всюду фронты. Посмотрите, вот Волга, а вот Кама. Неспроста потянулась сюда белогвардейская свора. По этим рекам перевозят сибирский хлеб, бакинскую нефть… А коль белогвардейцам удалось перерезать Волгу, лишились, значит, нефти. Продовольствие из Сибири сейчас тоже не идет. Вот поэтому нам необходимо во что бы то ни стало освободить Волгу и Каму. Иначе голод. Сами понимаете…

Федоров на минуту остановился. Окинул всех пристальным взглядом и с улыбкой сказал:

— Только падать духом не следует — положение скоро улучшится. На Волге начала действовать красная военная флотилия. Она уже выступила в поход на Казань. Флотилия ударит с Казани, а мы — отсюда, и вместе очистим Каму.

Беседа с комиссаром Федоровым воодушевила всех, и уже не такими страшными казались берега.

Пароход шел повышенной скоростью. Корпус так и содрогался от напряженной работы машины. Примостившись на корме, бойцы отряда пели:

В пункте высадки отряда последним с парохода сходил комиссар Федоров. Крепко, по-мужски обняв Пирожкова, он с привычной живостью сказал:

— Не говорю «прощай», а «до свиданья». Кончится война, должны увидеться..

К концу августа в Прикамье сложилась такая обстановка: суда, которые базировались в Перми, принимали участие в боях на участке Оса — Галево; Нижняя Кама почти от места впадения Вятки и дальше до Волги была захвачена белогвардейцами; на Средней Каме они ворвались в Сарапул; вражеские полчища топтали берега Белой. Все пароходы, которые находились в ведении советских военных властей и плавали ниже Сарапула, оказались зажатыми на небольшом участке Тихие горы — Соколки.

7 сентября «Товарищ» принял в Набережных челнах на борт свыше ста красноармейцев. Их надо было доставить в Смыловку для десантной операции. Отряд имел задание до подхода других частей удержаться на участке, где в Каму впадает Вятка.

— Прийти на место необходимо ночью. Высаживаться будем без шума, — объяснил командир отряда задачу.

Как уже установилось на пароходе, получив приказ — отправиться в рейс, Пирожков, не задерживаясь, прошел в рубку и занял свое место. Рядом с ним примостились лоцманы Григорий Андреевич Молоковских и Дмитрий Васильвич Ключарев.

Внимательно вглядывались судоводители то в берега, то в реку. Вот пароход миновал село Бетьки. На двадцатом километре показалась Елабуга с «Чертовым городищем» — древней круглой башней на высоком берегу. Затем мелькнули постройки Святого Ключа. А там дальше выплыл Сентяк. До цели было уже недалеко.

И в это время на Каме начал расстилаться туман. С каждой минутой он становился плотнее. Вскоре потерялись ориентиры. Река как бы слилась с берегом…

На пароходе отдали якорь и стали ожидать, пока туман рассеется.

Томительно прошел час, другой, а туманное покрывало, окутавшее реку, рассеивалось очень медленно. Больше стоять было нельзя. Надо было выполнять задание, и пароход тихо поплыл дальше.

Вот-вот должны быть Сокольи горы. Здесь Кама справа принимает Вятку. Яков Михайлович стоял на мостике и раздумывал: «В ста верстах отсюда, в Вятских Полянах, находятся суда, эвакуированные со Средней Камы. Там Советская власть, а здесь враг напирает со всех сторон. Скорее бы разгромить подлую контру…»

Мысли нарушил орудийный выстрел. Затем раздался второй, третий… Снаряды разрывались на развилке водных дорог, в том месте, где плыл пароход «Товарищ».

— Попали в засаду… — сквозь шум и грохот услышал Пирожков голос командира отряда.

Сразу же прозвучала боевая тревога.

По пароходу палили с военных кораблей. Снопы пламени, которые выбрасывали из своих жерл орудия, летели с середины реки. Но сколько их, вражеских судов?

Сквозь пелену тумана засекали каждую огневую точку. По вспышкам насчитали семь судов противника.

Один против семи. На «Товарище» не было орудий. Перевес явно на стороне врага. Однако бой приняли.

Вражеские суда с каждой минутой усиливали огонь. Снаряды рвались вблизи парохода, поднимая столбы воды и песка. Один снаряд угодил в корпус, появились раненые.

— Спускайтесь вниз и устраивайте раненых! — крикнул капитан лоцманам, — я один постою у штурвала…

Вот еще один снаряд потряс пароход. Загорелась надстройка. Языки огня рвались кверху. Члены команды и красноармейцы быстро стали взламывать деревянную обшивку, засыпать огонь песком и заливать водой.

Положение парохода, однако, было уже безнадежным. Через пробоину в корпусе врывалась вода, и кормовая часть судна стала погружаться.

«Нужно добраться до берега. Там отряд сможет действовать — свободно…» — решил Яков Михайлович. Вдруг он почувствовал, что ему обожгло пальцы на правой руке. Острая боль пронзила ногу. Сразу мучительно заныло все тело. Во рту пересохло. Кровь бешено стучала в висках. Поворачивать огромное, в человеческий рост штурвальное колесо становилось все труднее.