Петр Панкратов - Добрые люди. Хроника расказачивания

— А где были офицеры? — спросил Иван Лукич.

— Мы их проводили из сотен и полков, — ответил Михаил.

— Походный атаман с вами разговаривал?

— Он подъезжал, когда мы уже погрузились в вагоны, но наши закрыли перед ним двери. Он постоял и уехал.

Михаил не скрыл от отца что, проезжая через чужие хутора и станицы, они слышали голоса из-за заборов, плетней, каменных оград:

— Юбочники, трусы, предатели, изменники Дона!

Сели за стол. Отец разлил самогон, выпили за здоровье, закусили. Отец встал и сказал:

— Вы самовольно бросили фронт. Кто вы есть теперь такие? Вы изменники Родины. Вы достойны высшей меры наказания. Из сотен и полков вы изгнали офицеров. А кто вы без офицеров? Табун овец глупых. Любой хитрый будет теперь вами командовать. Вы не стали разговаривать с походным атаманом. Кто вы теперь? Вы изменники казачеству и Дону. Бросив фронт, вы кинулись грабить население своей страны, свои военные склады и в этом деле показали себя сволочью высшей степени. Оборонять свою отчизну не стали, а стали её грабить. Значит, подлежите смертельному наказанию. После слов мною высказанных, скажите вы мне сами, кто вы есть? — спросил Иван Лукич громко и с болью в голосе. Сыновья сидели молча, пряча глаза.

— Мы свободные люди. Мы не хотим воевать, — сказал, наконец, Тимофей.

— Цыц, щенок белогубый! — рявкнул старик. — Есть старше тебя, а тебя пока не спрашиваю! Снимайте кресты. Не позорьте имя Георгия Победоносца. Царь вас наградил, а вы его предали. Он отрёкся от вас. Мало вам показалось, что вы ещё и Временное Правительство предали? А следом и отцов своих командиров, своих атаманов? А вместе с ними Батюшку Тихий Дон и матушку Святую Русь, стало быть! Я ведь заметил, когда вы за стол усаживались, то лбов не перекрестили — Бога забыли. Значит, кончено, больше предавать вам некого. Остались жёны с детьми малыми да мы с матерью. Скоро немцы придут. А они народ лихой. Будут сильничать ваших жён, убивать ваших детей, а вы будете из-за углов и кустов смотреть, потому как нету в вас больше мужества. Нету больше казаков. Осталась одна сволочь в штанах с лампасами. Почему не полопаются мои глаза, чтобы не видеть ваши пёсьи морды? Почему не помер прошлой осенью, когда застудился на порубке хвороста? То было бы лучше, чем знать сейчас, что сыны мои — плоть и кровь моя — стали предателями Родины. Кормите лошадей, отъедайтесь сами, хоть вы ещё и не захудали. Спразднуем Рождество Христово и езжайте в Новочеркасск. На коленях вымолите прощение у Каледина и будете опять немцев бить. Вчера Евгений Кочетов в церкви рассказывал, что немцы подходят к Ростову, это он у дорожных связистов наверняка узнал. Если бы не Махно Нестор Иванович, давно бы уже немецкие лошади на Доне водопоем стояли.

Ваши прадеды в 1812 году, под руководством нашего славного походного атамана Матвея Ивановича Платова, громили французов, проявляя чудеса героизма, храбрости и отваги, вводя в слёзы умиления нашего героя из героев, фельдмаршала Михаила Илларионовича Кутузова! Так написано в книгах. А что напишут о вас? Эх, вы, грязное племя! А как же я теперь войду в Божий Храм? Что я скажу людям, когда они меня спросят: «Что, Иван Лукич? Отвоевали сыны?»

Однажды за обедом, когда старый Иван Лукич вновь говорил своим сынам о предательстве Тихого Дона и Святой Руси, высказался Михаил:

— Братья, отец во многом прав. Мы совершили ошибку, преступление. Мы бросили фронт, не потерпев ни одного поражения в боях. Мы одеты, обуты, накормлены. Исправно ли мы служили? Нас награждали Георгиевскими крестами. Я получил три. Третий крест мне вручал Пётр Николаевич Краснов, сын донского генерала, сам генерал. За что вручал? Я служил в полковой разведке. Вчера я с товарищами ходил старшим в тыл к немцам и приволок немецкого офицера, а сегодня всех разведчиков, связистов, весь тыл, ставят в строй. Значит, бой будет серьёзный. Вывел нас, две сотни, есаул Пономарёв в лощину, развернул для атаки, а команды нету. Стоим. Я как раз в первом ряду за Пономарёвым. И вдруг впереди нашего строя рвутся снаряды. Был большой недолёт, но один осколок нашёл нашего есаула. Какая-то сила мне говорит: «Михаил Долгов, действуй, а то люди погибнут, и ты погибнешь!» Выскочил я перед строем, поднял коня на дыбы и заорал, как мог громко:

— Сотни! С места галопом за мной! — и выпустил коня. Через минуту пачка мадьярских снарядов кучно упала туда, где мы только что стояли. Да, вишь ты, нас там уже не было. Я не знал, куда вести сотни, но я точно знал, что надо уходить с этого места, иначе — гибель.

Когда мы выскочили из балки на пригорок, я увидел в версте от нас батарею противника. Я разворачиваю сотни правым крылом и тихо, без шума, веду на батарею, а когда осталось до батареи сто саженей, тогда гикнули и свистнули.

Была взята батарея с обозом. Я послал полусотню сопровождать взятую в плен батарею. Немного оглядевшись, я увидел левее сельцо, а там какая-то суматоха. Посмотрел в бинокль, вижу большой австрийский обоз, подвод пятьдесят. Посылаю полусотню через мостик — закрыть выход из села, а со второй полусотней — на броды. Австрийцы и разу по нас не стрельнули.

Слышу, кто-то орёт:

— Михаил, глянь! Смотрю, а в версте на нас идут в атаку два эскадрона мадьяр. Мадьяры шли на нас с одними палашами. Я быстро три пулемёта на мостик и три пулемёта на броды, полусотню в балку. Речушка топкая. Кроме бродов и мостика, переходов через неё нету. Ни одному мадьяру не удалось перейти речку ни по мостику, ни по броду.

Мы взяли австрийский обоз в пятьдесят четыре подводы. Обмундирование из обоза отдали пленным. Они так были рады. Примчался посыльный от командира полка, привёз приказ о назначении сотника Коршунова командиром сводного отряда. Сотник Коршунов поблагодарил меня за смелость, находчивость и обещал сегодня же написать докладную командиру полка. Через пять дней, на полковом смотре, мне генерал Краснов вручил третий крест и присвоил звание «вахмистр», назвал «рядовым генералом» и пообещал послать в школу прапорщиков.

Зачем я это вам рассказываю? Да затем, чтобы вспомнить, как мы старательно служили, берегли казачью честь и ещё для того, чтобы мы все вспомнили, что всем в мире, в том числе и нами, руководит высшая сила — Бог. Как я мог стать самозваным командиром двух сотен? Я до сих пор слышу, как кто-то говорит: «Михаил Долгов, действуй! Иначе погибнут люди, и погибнешь ты». Мы тогда не потеряли ни одного человека. А взяли: пленных около двухсот человек, батарею в девять пушек и много всякого добра.