Ольга Эдельман - Сталин. Биография в документах (1878 – март 1917). Часть II: лето 1907 – март 1917 года

Из письма выясняется, что к вопросу о редакции «Правды» Джугашвили подошел по-своему, совсем не так, как требовал поступить Ленин. Результаты реформы, которую так приветствовал партийный лидер, Коба оценил посредственно: «В В. дела неважно обстоят. У нас в руках все права, но сил нет, легальных сил. Система руководства извне ни к чему, это все сознают». То есть ни Ленин с Зиновьевым из Кракова, ни редактор-нелегал вроде Свердлова «извне» обеспечить должного руководства изданием не могут. Нужны легальные люди, которые будут нормальным образом присутствовать в редакционной конторе. Ленин многократно настаивал на разгоне прежней редакции и обвинял Н. Г. Полетаева-Красса чуть ли не в хищениях. Сталин вместо этого целую ночь проговорил с Н. Г. Полетаевым («говорили с вечера до утра, черт меня дери») и уладил с ним отношения, так что даже предлагал вернуть ему полностью контроль над газетой и устроить его поездку в Краков, заверяя, что тот придерживается большевистской позиции («само собой понятно, он, Крас, по-старому бек и будет на страже в духе соответствующем»). При этом обсуждалась хитрая комбинация: Полетаев хотел привлечь в редакцию Гегечкори и М. Покровского, но Гегечкори настаивал также на участии Н.Жордании (Костров). Полетаев предлагал согласиться и формально включить Жорданию в состав редакции, но не печатать его статей. Сталину эта идея, по-видимому, понравилась.

Сам он тоже сетовал на нехватку людей, отчитывался, что обеспечено сотрудничество Демьяна Бедного, а Ольминский «сделался зубастым, – клянусь собакой». Сталин, видимо, сглаживал отношения Ленина не только с Полетаевым, но и с Демьяном Бедным, поскольку тот в письме к Ленину от 25 февраля извинялся за «раздраженные словеса», которые допускал в своих письмах, и прибавлял: «Мне было очень приятно узнать от Василия, что вы относитесь ко мне любовно. Будем искренни – и больше ничего нам не надо. Это я сгоряча писал о неприемлемости для меня „корректуры“. Нужно будет, и за корректуру сяду» (см. док. 76).

Сталин хотел также привлечь к работе в газете «Сурена и Молония». Кличкой Сурен пользовался Степан Шаумян, под этим именем он был на IV и V съездах РСДРП. Этим именем Шаумян подписывал свои письма Ленину [633]. Причем Сталин не только задумался об этом или высказал предложение в письме Ленину, но и начал действовать. Это явствует из отправленного в тот же день, 25 февраля, письма к Шаумяну, жившему в ссылке в Астрахани, из Петербурга от Авеля Енукидзе [634](см. док. 70, 71). Начал письмо Енукидзе с изложения своих хлопот о поиске для Шаумяна работы в столице (они надеялись, что к юбилею дома Романовых проведут амнистию и сократят сроки ссылки). Енукидзе передавал разговор с Кобой («К-ба»), который «между прочим, заболел 23 февраля. Как раз накануне был у меня и уже обнаружились явные признаки болезни». Коба предложил Енукидзе вдвоем с Шаумяном «взять газету в руки», причем привел слова Ильича, будто бы очень хвалившего бакинских большевиков (см. док. 70). Отсюда следует, что кличка Молония относилась к Енукидзе. Однако эта кличка встречается также в письме И. Джугашвили к М. Цхакая летом 1908 г., когда Цхакая жил в Женеве и Малания находился там же. Поскольку Енукидзе в эмиграции не был, под именем Малания или Молония мог фигурировать еще какой-то грузинский большевик. Шаумян в самом деле в марте 1913 г. по приглашению Г. И. Петровского приезжал нелегально в Петербург и вел переговоры, однако не взялся за руководство «Правдой» [635].

Пересказывая в письме Ленину беседу с Полетаевым, Сталин упомянул, что «№ 3» (Малиновский) относится к Полетаеву «очень недоверчиво». Малиновский и прежде, еще в декабре предшествовавшего года, умело раздувал негодование Ленина против Красса. Сталин пока, по всей видимости, не заподозрил в Малиновском провокатора. Или же до поры держал подозрения про себя. В Кракове Малиновский произвел скверное впечатление на супругов Трояновских. По приезде в Вену Трояновский рассказал об этом Бухарину, который ответил, что в Москве еще до выборов в Думу, в 1910–1911 гг. среди рабочих, знавших Малиновского по профсоюзной работе, возникали подозрения на его счет, так что группа рабочих просила Бухарина официально довести это до сведения действовавшей тогда в Москве комиссии о провокациях. Впрочем, партийцы помнили также, что в то время партийные организации были охвачены манией подозрений, поэтому не придали этому эпизоду большого значения. Рассказывая обо всем этом после революции в показаниях Чрезвычайной следственной комиссии Временного правительства о Малиновском, Трояновский не упомянул, что делился своей неприязнью к нему с Кобой, пока тот находился в Вене, но кажется вполне вероятным, что он участвовал в разговорах Трояновских и Бухарина и знал об их подозрениях. В 1917 г. Бухарин подтвердил показания Трояновского, как и один из упомянутых рабочих В. Ф. Плетнев [636], Сталина следственная комиссия о Малиновском не допрашивала. Если Коба и знал о сомнениях относительно него, то пока, в феврале 1912 г., ничем этого не выказал, относился к Косте, № 3, по-прежнему дружески, более того, по возвращении в Петербург в феврале вступился за него.

В конце письма от 25 февраля Василий упоминает ссору семерки депутатов-меньшевиков с газетой «Луч» и их желание «осадить Дана». Он не поясняет в письме причин ссоры, но можно предположить, что она как раз была связана с прозвучавшим со страниц меньшевистской газеты обвинением в адрес Малиновского. Автор заметки, подписавшийся «Ц», объявил о его провокаторстве. Автором на самом деле был Циоглинский, но все подумали, что «Ц» – сокращение от Цедербаум, девичьей фамилии жены Федора Дана, сестры Мартова. Она вспоминала, что к ней пришел «большевик Васильев», известный среди меньшевиков под прозвищем Иоська Корявый, и потребовал прекратить порочащие Малиновского слухи [637]. По письму Джугашвили от 25 февраля можно полагать, что семерка депутатов вступилась за своего собрата. Конечно, ссора меньшевистских депутатов с меньшевистской газетой большевикам была на руку, и, как прибавил в письме Джугашвили, «мы своей кампанией хотим их еще больше рассорить» (см. док. 67).

Арестован Иосиф Джугашвили был, конечно же, по наводке Малиновского 23 февраля на благотворительном вечере, устроенном большевиками в здании Калашниковской биржи. В Краков об этом сильно расстроившем планы петербургских большевиков событии 25 февраля были посланы сразу три письма от разных корреспондентов. Одним из них был Демьян Бедный, сетовавший, что «позавчера „ввержен бысть“ наш милый „дюша-грузинчик“», что «изъятие грузина – прямо сразило меня». Д. Бедный нервничал и был уверен, что в партии действует провокатор: «„Кто-то“ мешает, и „кто-то“ сидит крепко» (см. док. 76). Второе письмо было написано, возможно, самим Малиновским, демонстрировавшим показную растерянность: «Васька заболел. Взялся писать и не знаю что. Инцидент с №№, неурядицы в „Дне“, а тут еще болезнь Вас., точно все черти подняли свои голоса против нас» (см. док. 77). Неизвестный автор третьего письма полагал, видимо, что об аресте Василия в Кракове уже знают, и сообщал еще и об аресте Спицы – В. И. Невского-Худокормова-Кривобокова (см. док. 78).