Ольга Эдельман - Сталин. Биография в документах (1878 – март 1917). Часть II: лето 1907 – март 1917 года

Пока же «выяснилось, что благодаря отсутствию средств, в пределах России на партийном содержании может жить лишь один представитель ЦК. Таковым, несмотря на свои отказы по принципиальным соображениям, назначен „Коба", коему и ассигновано по 60 рублей в месяц». Это, конечно, подчеркивает особое на тот момент положение, достигнутое И.Джугашвили в партии, точнее, не в партии, от которой мало что осталось, а в ленинской группе. Между тем Ленин и Зиновьев получали от редакции «Правды» по 100 рублей в месяц. Поднять тиражи и доходность газеты было еще одной целью, стоявшей перед новым Русским бюро. С существующей редакцией предполагалось поступить вполне бесцеремонно. Объявив, что она «совершенно не удовлетворяет своему назначению», и повторив обвинения

в неоднократных растратах и даже «явных хищениях и воровстве», редакцию постановили распустить и заменить другими лицами. Намечались А. Лобов, один из депутатов, а главное – от ЦК Андрей Уральский (Свердлов), который должен был присматривать за газетой и иметь право veto относительно публикации статей (см. док. 52).

Участники совещания обсуждали как несомненное оживление революционного движения в России, на которое возлагали большие надежды. При этом обсуждаемые меры означали практически строительство низовых партийных организаций заново, равно как и установление связей между ними [611]. Предполагалось также воспользоваться происходившей в России страховой кампанией. По новым законам о страховании рабочие уполномоченные представители должны были войти в правления больничных касс и иных страховых учреждений. Ленинцы намеревались вмешаться в этот процесс, «устраивать митинги протеста по поводу насилий, которыми сопровождается введение страховых законов», добиваться, чтобы в качестве рабочих уполномоченных избирали социал-демократов, причем бойкот выборов уполномоченных решительно был признан «нецелесообразным и вредным» [612]. Тактика напоминает ту, что была применена в Баку в 1907–1908 гг. во время обсуждения коллективных договоров, причем точно так же партийцев интересовало продвижение своих интересов и под видом борьбы за права рабочих навязывание им своих целей, что в результате вело к торпедированию тех решений, которые действительно могли бы улучшить положение трудящихся. Теперь этот же трюк предлагалось использовать, внедрившись в страховую кампанию.

Невзирая на общее плачевное состояние дел, Ленин не собирался умерять свои лидерские амбиции. Он отклонил очередное предложение Международного социалистического бюро о посредничестве в примирении фракций русской социал-демократии. Более того, на совещании Ленин высказал притязание на полное подчинение своему руководству польско-литовской, латышской социал-демократических партий и Бунда. Эти партии на IV съезде объединились с РСДРП, сохранив собственную организационную структуру, отдельное членство, партийные съезды и конференции, центральные комитеты и руководство. Теперь Ленин пожелал, чтобы ЦК остался единственным, а национальные организации впредь не имели бы собственных центральных комитетов и входили в РСДРП на тех же основаниях, что и региональные российские организации, в пример приведя Кавказское областное бюро. Крупной и влиятельной еврейской социал-демократической партии Бунд на краковском совещании было «предположено слиться с польской социал-демократией и не представлять в дальнейшем самостоятельной организации» (см. док. 52). Ленин, видимо, понимал меру скандальности своей инициативы, поэтому не стал полностью сообщать о ней в тексте выпущенной резолюции, ограничившись половинчатым призывом к «сплочению и слиянию» рабочих на местах в единые социал-демократические организации и маскируя свое покушение на три союзные партии призывами к «самому решительному отпору воинствующему национализму реакции». Зато составленная им резолюция более откровенно, нежели изложение агента Х, поясняет, что первопричиной была коллизия с выборами Ягелло, которого Ленин отказывался считать социал-демократом и о чем он так много и яростно высказывался осенью 1912 г. [613], прежде всего в письмах Русскому бюро. «Поддержка Бундом кандидатуры не социал-демократа Ягелло против польских с.-д. и нарушение партийной программы в пользу национализма августовской (1912 г.) конференцией ликвидаторов, Бунда и латышских с.-д. с особенной наглядностью обнаружили полное банкротство федералистических начал в построении с.-д. партии и глубокий вред обособленности „национальных" с.-д. организаций для пролетарского дела» [614].

Не был ли преувеличен размах ленинской авантюры в агентурном донесении Малиновского? Это несложно проверить, сопоставив пункт 5 резолюции «О „национальных" с.-д. организациях», касающийся латышских организаций, с тем, что сказано о них в агентурном донесении. Резолюция гласит: «Совещание приветствует революционных с.-д. рабочих латышской организации, ведущих настойчивую пропаганду в антили-квидаторском духе, и выражает сожаление, что ЦК латышской социал-демократии склоняется к поддержке антипартийных шагов ликвидаторов» [615]. Содержащееся здесь противопоставление рабочих верхушке латышской с.-д. партии изложено Малиновским с предельной ясностью и добавлением той организационной части решения, которая должна была остаться конспиративной тайной: «ЦК латышей носит определенно ликвидаторский характер, а низы партии явно принадлежат к большевистскому течению. Ввиду невозможности столковаться с ЦК латышей, решено командировать „Кобу“ для установления непосредственной связи с низами латышской социал-демократии» (см. док. 52). Письмо, отправленное И. Джугашвили по возвращении в Петербург Трояновским в Вену подтверждает, что он действительно собирался ехать в Ригу (см. док. 65).

Оставляя в стороне резонный вопрос, каким образом ленинцы могли бы добиться столь глубокой трансформации трех союзных партий, отметим риторический трюк Ленина с подменой понятий, когда само по себе существование национальных партий, возникших самостоятельно и после сложных переговоров и голосования на IV съезде вошедших в РСДРП, теперь объявлялось «воинствующим национализмом», с которым надлежит решительно бороться. И если IV съезд был представительным форумом избранных партийными организациями делегатов, а проблема объединения партий на нем подробно дискутировалась и голосовалась, то теперь решение было «единогласно» проведено горсткой из десятка ленинских адептов. Впрочем, участники совещания в Кракове признали, что вопрос «конечно, еще в окончательном виде не разрешен».

Идея полного слияния партийных организаций объясняет вспыхнувший вдруг в то время интерес Ленина к национальному вопросу. Ход его мысли можно примерно реконструировать таким образом: во-первых, появление среди думских социал-демократических депутатов Ягелло вызвало у него раздражение и показало невозможность напрямую влиять на решения, принимаемые национальными партиями; во-вторых, кавказские депутаты возбудили вопрос о «культурно-национальной автономии» (этот принцип лежал в основе деятельности австрийской социал-демократии, вследствие чего из единой австрийской партии выделились национальные), о которой Ленин не желал слышать, хотя был готов включить в программу пункт о праве наций на самоопределение. Ленинским ответом на эту проблему была идея о слиянии партий, но большевистский лидер не мог не ощущать некоторую принципиальную недоговоренность, программную недоработку по национальному вопросу. Сам он осенью 1912 г. не раз имел повод его коснуться, прежде всего в статьях о войне на Балканах, однако во всех случаях ограничивался тем, что бросал обвинения в «национализме» или «шовинизме». В ряде отношений Ленин был более подходящим автором для теоретической работы такого рода, нежели Джугашвили: вождь большевиков знал языки, имел навыки работы в крупных европейских библиотеках, наконец, был лучше образован в марксистской теории. Тем не менее в собственной публицистике Ленин разрабатывать национальный вопрос не стал, поручив его только что появившемуся на свет «Сталину». В письме А. М. Горькому, с которым он тогда очень заигрывал в надежде на его помощь, Ленин поместил известные слова о «чудесном грузине»: «Насчет национализма вполне с Вами согласен, что надо этим заняться посурьезнее. У нас один чудесный грузин засел и пишет для «Просвещения» большую статью, собрав все австрийские и пр. материалы. Мы на это наляжем». Отвечая, видимо, на высказанные в предшествовавшем письме Горького сомнения, Ленин заверял, что его позиция – не одни слова, ссылался на опыт Кавказа, где грузины, армяне и проч. работали в одной социал-демократической организации, что это есть единственно верное «пролетарское решение национального вопроса» и прибавлял, что «той мерзости, что в Австрии, у нас не будет» (см. док. 56). Относительно эпитета «чудесный грузин» следует заметить общую тональность письма. Ленин старался представить Горькому положение дел у большевиков в наилучшем свете, демонстрировал оптимизм, поэтому отзыв о Джугашвили отражал не только собственно отношение Ленина к упомянутому лицу, но и желание получше отрекомендовать его своему адресату.