Ольга Эдельман - Сталин. Биография в документах (1878 – март 1917). Часть II: лето 1907 – март 1917 года

Неизвестно, какова была (и была ли вообще) роль И. Джугашвили в принятии этого пункта декларации. Однако две детали обращают на себя внимание. Во-первых, жена Сильвестра Тодрии Софья вспоминала, что в то время Коба часто к ним заходил, даже спал у них, а также что встречался у них с Жорданией и Джибладзе (см. док. 35). Из рассказа Софьи Тодрия вроде бы даже получается, что они приходили вместе. А это весьма неожиданная коллизия, учитывая предысторию их взаимоотношений. Сама неожиданность мирных отношений между Джугашвили, Жорданией и Джибладзе говорит, что рассказу

С. Тодрия следует поверить: уж очень это идет вразрез с общей линией советской историографии. К тому же воспоминание ее было записано в ходе беседы в 1948 г. с ее давней приятельницей, старой большевичкой, некогда возглавлявшей петербургскую боевую организацию большевиков, а теперь писавшей на историко-партийные темы Софьей Познер, которая, с одной стороны, служит неким гарантом достоверности сказанного, с другой – не допустила бы фантазий, противоречащих общей концепции сталинской биографии. В конце Тодрия прибавила как бы подводившую итог реплику Кобы в адрес лидеров грузинских меньшевиков: «Старье, что с ними говорить!» Эти слова могли быть произнесены в реальности, а могли быть повествовательной уловкой рассказчицы (и записывавшей ее рассказ слушательницы), призванной смягчить остроту эпизода.

Представляется, единственное, что могло свести вместе Джугашвили, Жорданию и Джибладзе, – это какие-то переговоры относительно думской фракции, членом которой был еще один давний недруг Кобы Н. С.Чхеидзе (Карло). Прибавим к этому второе обстоятельство: одну брошенную вскользь реплику в ленинском письме Васильеву от 3/16 декабря «об «уступчивости» Вашего компатриота насчет № 16» (см. док. 33). По мнению комментаторов ленинского собрания сочинений, имелся в виду Чхеидзе, № 16 – это Ягелло. Голосованием всех думских социал-демократов Ягелло получил во фракции только совещательный голос (речь шла не о голосе депутата Думы как такового, а о голосовании внутри фракции относительно консолидированных шагов). Ленин отвечал на письмо Кобы, очевидно, сообщившего ему, что этот благоприятный для большевиков исход голосования был достигнут благодаря уступчивости Чхеидзе.

Лидеры грузинских меньшевиков, как и Джугашвили, к думской фракции не принадлежали, но, вероятно, были в числе лиц, оказывавших на нее влияние, и не случайно оказались в Петербурге. Свидания с ними Кобы вкупе с уступчивостью Чхеидзе в вопросе о Ягелло наводят на мысль, что между ними была достигнута какая-то договоренность. Быть может, голос Ягелло был разменян как раз на возможность провести положение о культурно-национальной автономии? Если так, то, учитывая последовавшую бурную реакцию Ленина, с ним об этом совершенно точно не консультировались и не ставили его в известность.

Словосочетание «культурно-национальная автономия» неизменно приводило Ленина в ярость. Он начал письмо в Бюро ЦК РСДРП от 6/19 декабря сразу с этого: «Известие о включении ликвидаторами „культурно-национальной автономии“ нас окончательно возмутило! Нет, есть же всему мера! Люди, разрушившие партию, хотят теперь разрушить до конца и программу», требовал, чтобы депутаты-большевики поставили ультиматум, писали письменные протесты «с угрозой обращения к партийным организациям», назвал добавление этого пункта «подлым» и объявлял, будто бы тем самым (вкупе с голосованием за Ягелло и попыткой объединения партийных изданий) ликвидаторы «начали войну» [595]. На следующий день, 7/20 декабря, в письме Васильеву и № 3 (Малиновскому) он назвал принятие пункта сделанным «в угоду еврейским националистам и прочей компании», «издевательством над 6-ю», издевательством над программой партии, «публичным позорищем», «ведь если молчать, то еврейские марксисты завтра верхом будут на нас ездить. Вообще есть предел», удивлялся, как Малиновский мог согласиться «читать такую мерзость публично» (см. док. 37). Ленин призывал протестовать, писать в «Правде» («Дне» в его письмах) против «национально-культурной автономии».

Эта ситуация предопределила обращение Сталина как партийного публициста к национальному вопросу. Грузинское происхождение, знакомство с ситуацией Закавказья делали его идеальным автором для ответа на инициативу о культурно-национальной автономии, исходившей от грузинских меньшевиков. Помимо прочего, ответ от его лица позволял избежать подозрения автора в «великорусском шовинизме», не менее неприемлемом для Ленина.

Первая его небольшая статья «На пути к национализму (Письмо с Кавказа)» появилась в «Социал-Демократе» 12/25 января 1913 г. за подписью «К. Ст.» И инициалы автора, и подзаголовок (отсылавший к прежним статьям с аналогичным подзаголовком) говорили всем, сколько-нибудь посвященным в дела Закавказья, что автором статьи является Коба. Он действительно апеллировал к прежнему опыту кавказских партийных организаций. Начал он с цитаты из постановления «ликвидаторской конференции», которая провозгласила требование национально-культурной автономии, ссылаясь на то, что таково мнение «кавказских товарищей». Разобрав решение ликвидаторов как очередной шаг в «ликвидации партийных традиций», Коба напомнил, что социал-демократические организации на Кавказе с самого начала «носили строго интернациональный характер», а «выплывший» впервые на областной конференции в 1906 г. вопрос о культурно-национальной автономии был провален «потому, что против него одинаково резко выступили обе фракции в лице Кострова [Н.Жордания] и пишущего эти строки». Статья «На пути к национализму» могла быть написана как в Кракове по прямой рекомендации Ленина, так и до приезда туда.

Декабрь 1912 г. Иосиф Джугашвили провел в Петербурге. Помимо уже перечисленных его дел из сообщения секретного сотрудника полиции известно, что 6 декабря он присутствовал на немногочисленном рабочем собрании, где решено было воссоздать Петроградский комитет РСДРП. Среди вошедших в новый комитет агент назвал неких Михаила Егоровича, Сергея Ивановича и Михаила (см. док. 44). По мнению охранного отделения, Сергеем Ивановичем мог быть А. С. Бубнов или А. А. Сольц, а Михаилом – М. М. Лашевич [596].

Тот же агент известил полицию, что Коба часто посещает квартиру по 7-й Рождественской улице. Это была квартира А. Е. Аксельрода, на адрес которого приходили письма из Кракова (см. док. 44).

Где жил в декабре Джугашвили, не известно. По словам Софьи Тодрия, часто он появлялся у них ранним утром и оставался спать (см. док. 35). Бывал у Аллилуевых, куда также зачастую приходил после бессонной ночи и оставался отдыхать. Анна Аллилуева вспоминала, что Сталин бывал у них вместе с Я. М. Свердловым (см. док. 41).